Мотылек в бамбуковой листве

– А вот, Алексей, очевидно – из квартиры Ефремова! – и, сказав это, дав остыть, Варфоломей расположился за столом.

Акстафой, мотая головой, категорически отказывался внимать.

– Я… я не пойму, к чему вы меня… подводите! К роковой черте!?

– Я просто-напросто хочу сложить, понять, что тут на самом деле произошло! – настаивал Варфоломей, – а к роковой черте, гражданин, вы себя, так сказать, сами сопроводили, потому как лично мне, лейтенанту Ламасову, неизвестно, где такая вот черта роковая находится, сам я там не бывал и пути не знаю.

– А я, значит, бывал? Я, значит, сам себя… к роковой черте?

Варфоломей жестко, в лоб, спросил:

– Вы Ефремова убили?

Акстафой подскочил с кресла:

– Чт-т-оо!? Не я! Да я бы… в жизни не… Вы что! С дубу… с дуру… в самом деле, я не убивал!

– Успокойтесь, – сказал Ламасов, – я вам верю. Сядьте, отдышитесь, я форточку открою, комнату провентилировать.

– У вас… методы, – прорычал Акстафой, – сволочные!

– Согласен, но вы меня строго не судите, профессия у нас, не позавидуешь – да и народу друг дружку вырезать не терпится, и вся эта гниль застаивается, бродит годами, десятилетиями, а потом – как лопнет! – и получаются вот такие вот ситуации.

Акстафой потянулся к сигаретам, вопросительно-настойчиво глядя на Варфоломея, который попустительски махнул рукой.

– Да… согласен, – пробормотал Акстафой.

– Итак, Алексей, – потер ладоши Ламасов, – значит, как было дело?

– И как, по-вашему?

– Мое мнение… Двое неизвестных или, может, один, а может, трое… пришли… или пришел… к вам.

– Ко мне?

– Вероятно, стучались, ломились они к вам, а может быть, наоборот, тихо, спокойно, увещевательно, так сказать… но вы им все равно не открыли. А вот Ефремов, значитца, по любопытству своему и дотошности своей открыл им, высунулся на шум… и, может, один там был или двое, а может, трое?

Акстафой слушал.

– В общем, кто из них к Ефремову вошел, а от него попробовал к вам через стенку достучаться или по телефону?

Акстафой, расслабившись, утонул в кресле:

– Да… – ответил, – ко мне приходили, но только позвонили в дверь и все, я поначалу не связал звонок с чьим-то визитом.

– Допустим, а что же после?

– Как я и говорил, – продолжил Акстафой, – все так, как я и говорил. Звонок в дверь, потом по телефону, но я после того, как эту надпись в подъезде сделали… духу у меня нет ночами-то да вечерами впускать кого или откликаться! Но когда я услышал, что через несколько минут все звуки посторонние и голоса за стенку к Ефремову переместились, то подумал, что, может, ко мне-то по ошибке стучались, вот я и опустил детали-то…

– Э-к! Предусмотрительно, – ответил Ламасов, – а знаете, мужчина по фамилии Пуговкин, в соседнем доме живущий, он нам по секрету открыл, что видел троих, которые поочередно подъезд покидали, – Варфоломей вскинул палец, – но… нам Пуговкин сообщил, что только второй – бежал, а вы, Алексей, припомните, говорили, что сразу после стрельбы слышали, как кто-то… прочь, значитца, из подъезда – как пулей вылетел, я прав?

Акстафой кивнул.

– Да, я помню! Слышал топот, подумал, что драка какая на лестнице продолжается? Но потом понял, что маловероятно, звуки уж как-то быстро стихли.

Варфоломей откашлялся.

– Это хорошо, что помните… но вот кто третий-то был? Он, значит, последним ретировался, опосля спринтера нашего.

– Вот уж это, – опять оживился Акстафой, – хоть увольте, хоть режьте меня без ножа, а не скажу – потому как не знаю!

– Ну, без ножа вас несколько затруднительно будет резать, а в остальном к чему такая жертвенность? Верю я вам, – с хитрой улыбкой ответил Ламасов, – уж теперь-то, поди, я у вас отбил охоту мне басни свои рассказывать о семерых зеленых цыплятах?

Акстафой опустился в кресло и промолчал.

– У вашего сына автомобиль имеется? – спросил Ламасов.

– У Глеба?

– Да… у Глеба.

– Какой автомобиль? Нет у него… а причем тут Глеб?

– Вы с сыном когда в последний раз разговаривали?

– В последний раз?! Погодите, – Акстафой приподнялся, – а что Глеб?

– Я думаю, что Глеб, может – к вам вчера приходил?

– Нет. Не приходил.

– Вы сказали, вам звонили?

– Но это не Глеб!

– Откуда знаете?

– Не знаю.

– А могу я у вас спросить о Глебе?

– Ну, спрашивайте, – недоуменно протянул Акстафой.

– Ваш сын по вероисповеданию кто?

– По вероисповеданию?

– Да, кто он?

– А-а… кто… кто.

– Затрудняетесь ответить?

– Етить, одному Богу известно, во что сегодняшняя молодежь верит, но Глеб атеист, наверное… это ведь популярно нынче!

– Понимаю, а в одежде у него какие предпочтения?

Акстафой замялся.

– Ух, задали вы мне задачку… в человеческие одежды, поди, одевается Глеб, не в шкуры же звериные! В двадцать первом веке живем, как-никак. В джинсах, наверно, в футболках… да в рубашках там каких-нибудь, а местами мое старье донашивает.

– А что по волосам? Пострижен Глеб коротко или волосы отращивает?

– Ну нет! Он коротко пострижен. У него кучерявые волосы, как у меня, поэтому он их постоянно сбривает. Не отращивает.

– А место учебы?

– Колледж политехнический на Сверидовской пять, – сказал Акстафой, – Глеб у нас на производстве радиоаппаратуры работать планирует…

– Хорошо для него. А фотография сына у вас есть?