Мстёрский ковчег. Из истории художественной жизни 1920-х годов

К сожалению, известные документы не позволяют развернуто комментировать связь опытной станции Мстёры с главным художественным вузом страны, но в том, что она существовала, сомневаться не приходится. На фундаменте отношений, заложенных еще Федором Модоровым, взаимодействие продолжилось и углубилось. Об изначальной близости учебных заведений говорит заявленное при открытии Мстёрского техникума приоритетное право его выпускников быть принятыми в институт. Модоров привлекал профессоров вуза как консультантов. Виктор Пальмов с приходом в Мстёру перестроил программы специальных предметов художественно-промышленного техникума, ориентируясь на Основное отделение Вхутемаса. В то же время Высшие мастерские командировали в Мстёру абитуриентов, не прошедших конкурсный отбор из-за недостаточной подготовки или по возрасту, но явивших способности, которые можно развивать. Художники под руководством Виктора Пальмова делали эту работу, возвращая Москве «доведенные до ума» молодые таланты.

Типичной выглядит история Александра Богданова[767]. Киевский мальчик из дворянской семьи, рано потерявший родителей, в начале 1920-х оказался в Москве, в детдоме с художественным уклоном. Там в то время работали старшая дочь В. Д. Поленова Екатерина Васильевна со своим мужем Н. А. Сахаровым и Н. П. Ульянов. Видно было, что Богданов не просто подает надежды — его дарование раскрылось рано и несомненно. Летом 1924 года он предпринял попытку поступить во Вхутемас[768], но, не пройдя в институт по юности лет, был направлен в Мстёрский техникум. Курс обучения Богданов осилил за год, сдав выпускные экзамены экстерном. Одновременно молодой художник проходил школу самосовершенствования: много рисовал с натуры и создал в Мстёре свои первые серьезные произведения. Портрет педагога С. Я. Светлова, в частности, поражает глубоким психологизмом, неожиданным для семнадцатилетнего автора постижением сложной личности модели. Вместе с тем гений места стимулировал Александра к опытам в области декоративности, а близкое знакомство с иконописной традицией заронило важные семена, которые, прорастая на протяжении жизни, осознавались в работе портретиста. Известно, что образ Андрея Рублёва Богданов почитал своим нравственным и творческим ориентиром[769].

^{Александр Богданов. Маня Громова. 1924. Бумага, карандаш, акварель. Собрание Анастасии Богдановой, Москва. Публикуется впервые}

^{Александр Богданов. Избушка на курьих ножках. 1924–1925. Бумага, акварель, тушь. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево»}

^{Александр Богданов. Палаты. 1924–1925. Бумага, карандаш, акварель. Государственный историко-художественный и литературный музей-заповедник «Абрамцево»}

Подобный же путь к Вхутемасу — через Мстёру — прошли будущие скульпторы Николай Штамм, Прокопий Добрынин, художник книги Григорий Филипповский… Для сотрудничества такого рода недостаточно было бы одного только доверия к профессиональной квалификации мстёрского коллектива — требовалась уверенность, что мстеряне работают в общем с московскими коллегами идейно-методическом направлении.

Отдельная и постоянная забота Виктора Пальмова — стремление привить учащимся и студентам восприятие конкретных границ коммуны как пространства, призванного соответствовать характеру наполняющего его творческого труда. Художественные занятия, по мысли Пальмова, должны способствовать созданию особого, «оформленного» быта, который, в свою очередь, рождает особую атмосферу. В этом смысле для него не существовало мелочей. Враг эстетства в искусстве, Виктор Никандрович исповедовал определенный личностный эстетизм и приветствовал его в своих воспитанниках, справедливо полагая, что все начинается с мелочей — с «заботы об улучшении внешнего вида, прически, костюма, манер, создания обстановки уюта»[770].

^{Студенты Мстёрского художественно-промышленного техникума на экскурсии в Ленинграде. 1925. Мстёрский художественный музей}

Пальмов не имел покоя в тихой Мстёре и другим его не давал. Он серьезно всколыхнул всю Художественную часть станции, заставив коллег заострить взгляд на общие проблемы искусства и на собственную педагогическую практику. А для воспитанников широко распахнул дверь из обжитых пределов устоявшихся представлений в большой мир кипящих страстей самого современного дискурса.