Мунфлит

Плечи мои окатило вдруг холодком, словно в таверну залетел с моря порыв промозглого ветра. Мне даже вроде почуялся запах соленых водорослей. Я повернулся к окну, решив, что оно открылось. Рамы, однако, были плотно затворены и забраны ставнями. Значит, дуть могло только из двери. Ее от меня скрывала ширма, защищавшая зал от проникновения сквозняков. Поверх нее я мог видеть со своего места лишь верхнюю притолоку. Мне показалось, дверь к ней прилегает неплотно. Я пошел навести порядок. Ночи-то ведь стояли холодные. Но дверь тоже оказалась закрыта. Вот только могу поклясться, что, обогнув ширму, заметил, как защелка дверного засова на моих глазах упала в гнездо. Ринувшись к выходу, я в мгновение ока оказался снаружи, но никого не увидел. И никаких подозрительных звуков не уловил. Лишь за солеными лугами нежно плескались о берег в темной безлунной ночи волны залива.

Я возвратился в зал. Элзевир с тревогой посмотрел на меня.

– Что еще там тебя взгоношило, парень?

– Мне показалось, кто-то стоит за дверью, – объяснил я. – Вы разве сами сквозняк не почувствовали, как бывает, когда она вдруг откроется?

– Ну ночь-то холодная. В такие сквозняки до костей пробирают, – откликнулся он. – Задвинь поплотнее засов да садись. – И он подкинул в очаг свежее полено, которое с треском брызнуло таким щедрым снопом ярких искр, что часть их, миновав дымоход, попала в комнату.

– Элзевир, – продолжало одолевать беспокойство меня, – я все-таки думаю, кто-то подслушивал нас у двери. И, возможно, до сих пор находится в доме. Возьмем свечу и проверим комнаты. Нужно наверняка убедиться, что здесь никто не наушничает.

– Да это всего лишь ветром дверь распахнуло, – рассмеялся он, следом за чем добавил, что, коли мне так уж заблагорассудилось, могу и пройтись по комнатам. Я зажег другую свечу и двинулся с ней прочь из зала, но был остановлен его решительным восклицанием:

– Нет уж, один ты не пойдешь!

И мы принялись вместе обшаривать дом, однако не обнаружили даже шуршащей мыши, когда же снова вернулись к столу, Элзевир, громче прежнего рассмеявшись, проговорил:

– Похоже, холодная ночь надула в мое сердце стужу, а в твое – страх перед этим вынюхивающим негодяем из поместья. Налей-ка ты мне стакан «Молока Арарата», да и себе плесни, и отправимся спать.

Жизнь с Элзевиром приучила меня не чураться толики доброй выпивки, и, пока мы потягивали ее, он продолжил:

– Пара недель у нас еще остается, а затем предстоит нам с тобой от этого причала отдрейфовать. Жестоко, что передо мной захлопнутся двери дома, в котором предки мои жили из поколения в поколение сто, а может и больше, лет. Ну да переживу. Придется. И, знаешь, давай-ка не падать духом. Нам с тобой выпал худший счет в жизни, так постараемся отыграться. Глядишь, и перевернем его в свою пользу.

Меня обрадовало, что он уже мог говорить об этом спокойнее. Ведь я понимал, как больно ему покидать «Почему бы и нет», и видел, в сколь глубокую грусть повергает его неизбежность скорого с ней расставания.

– Тавернами заниматься больше не станем, – сказал он. – Мало радости видеть, как люди накачиваются без меры добрым моим спиртным. Надоело. Польза от этого только лишь моему кошельку. У меня кое-что отложено и хранится в городе Дарчестере. Хватит нам с тобой, парень, и на хлеб, и на пиво, пусть даже следующий бросок костей принесет нам опять чертовскую неудачу. Но нам нужно найти себе крышу над головой, прежде чем мы завершим с «Почему бы и нет». И Мунфлит нам лучше покинуть до той поры, пока этот Мэскью себе не найдет веревку покрепче, чтобы на ней повеситься. Поэтому завтра, как только управимся с ночным делом, дойдем с тобой вдоль утесов до Уорта и взглянем на коттедж, о котором мне сказал Деймен. Там позади есть яблоневый сад, обнесенный стеной, спереди – живая изгородь из фуксий, из окон на море – чудесный вид, рядом таверна «Лобстер». Если поселимся там, сможем оставить на время в покое склеп, а складом нам, пока наблюдение не ослабнет, послужит Пайгроувз-Холл.

Я ни слова не произнес в ответ на его слова, поглощенный своими мыслями. Элзевир допил то, что еще оставалось в его стакане.

– Ты устал, – сказал он. – Пойдем спать. А то завтра у нас для сна маловато времени будет.

Я и впрямь устал, однако, улегшись в кровать, еще долго ворочался с боку на бок, досадуя и терзаясь известием о скором нашем убытии из родных мест.