Спускаясь, я бдительно следил за протянувшейся по стене веревкой Элзевира, и едва показался ее конец, которым отмечен был нужный уровень, крикнул наверх, что меня пора останавливать. Меня остановили, затем подтянули точно до восьмидесяти футов, я встал в ведре на ноги и, держась за веревку, начал оглядываться по сторонам. Мне толком не было ясно, что именно следует обнаружить. Какое-то углубление? Или щель в стене, из которой на меня ярко сверкнет бриллиант? Гадать, впрочем, не приходилось. Мое внимание не привлекло здесь вообще ничего. Взгляд мой скользил по ровной кладке из одинаковых маленьких кирпичей. Я упорно продолжал изучать их один за другим, вертясь в ведре до тех пор, пока не остановился из опасения, что голова закружится. Ни к малейшему результату мои усилия не привели. Наверху, по-видимому, заметив, как пламя моей свечи перемещается из стороны в сторону, озадачились, и мастер Ключник от нетерпения выкрикнул:
– Ну как там? Что-то нашел? Сокровище видишь?
– Нет! – громким голосом отозвался я. – Ничего не вижу! Вы, мастер Блок, уверены, что отмерили на веревке именно восемьдесят футов?
До меня донесся звук голосов обоих. Они что-то обсуждали, но слов из-за эха мне было не разобрать, пока Элзевир четко не прокричал прямо вниз:
– Пол над колодцем вроде бы поднимали! Попробуй поискать чуть ниже!
Ведро снова поехало вниз, а я опять в нем присел, чтобы не видеть темный провал, из которого слышались стоны и бульканье, будто духи, поставленные сторожить сокровище сетовали на того, кто сумел столь близко к нему подобраться. И еще мне вдруг как наяву послышался милый и полный тревоги голос Грейс:
– Если он правда добыт таким скверным способом, то со злом пришел и зло принесет. Так что касайся его осторожно, если найдешь.
Но ступив на путь поисков, я был намерен пройти его до конца, и как только ведро остановилось, принялся тщательно изучать новый отрезок колодезного ствола. Он тоже обложен был кирпичами, на которых взгляд мой не ухватывал ничего интересного, пока не коснулся той стороны, где висела веревка Элзевира.
Листая книги, вы обязательно хоть на миг остановитесь, если в тексте вам попадется вдруг ваше имя или что-нибудь очень похожее на него. И если кто-то вдруг произнесет ваше имя вслух, пусть даже едва слышным шепотом, но в досягаемости от ваших ушей, вы поневоле отреагируете. Полагаю, из тысячи человек не нашлось бы и одного, кто заметил бы эту царапину на кирпиче или придал ей значение, да и моей наблюдательности на такое бы не хватило, если бы не инстинкт, подсказавший мне, что она тесно связана и со мной, и с моими поисками.
Стены иных колодцев обычно подернуты влагой, а то и зеленой слизью, но в этом ничего подобного не наблюдалось благодаря проточной воде. Она втекала и вытекала, как мне говорили, по прорытым на дне дренажам и, всегда свежая, препятствовала образованию гнилостных газов. Поэтому кирпичи, на которые я смотрел, были чистые и сухие, что и позволило мне разглядеть на одном из них отметину. Она так ясно виднелась, словно ее процарапали лишь вчера, хотя кое-какие признаки все же указывали, что сделано это очень давно. Процарапан кирпич был неглубоко, неровно и грубо, примерно таким же образом, как мальчишки несколько раз на моих глазах запечатлевали свои имена или чем-нибудь значимые для них даты на алебастровых фигурах в мунфлитской церкви. Букве «игрек», которую я заметил на кирпиче, вряд ли придал бы значение человек, не рожденный в Мунфлите. Но я-то родился и вырос там, и у меня эта буква латинского алфавита тут же вызвала в памяти черный игрек, распластавшийся на гербе Моунов, под сенью которого проходила вся моя предыдущая жизнь. Вот почему, едва эта буква попалась мне на глаза, я понял, что нахожусь у цели и передо мной метка, оставленная то ли самим полковником Джоном Моуном, то ли его слугой, которого, как рассказывал мистер Гленни, полковник убил, из-за чего на исходе жизни его изводило раскаяние. Ну и мне наконец тут все стало более или менее ясно.
Сердце у меня колотилось, как у любого, кому удалось вплотную приблизиться к исполнению заветной мечты, законна она или нет. Я потянулся к помеченному кирпичу, но, держась левой рукой за веревку, правой смог лишь слегка прикоснуться к нему пальцами. Пришлось прокричать наверх, чтобы меня передвинули ближе к этой стене. Они, похоже, сразу смекнули, в чем дело, и, обвязав петлей цепь, на которой держалось ведро, подтянули его веревкой вплотную к нужному мне кирпичу, который теперь, когда я встал на ноги, находился на уровне моего лица. На первый взгляд не похоже было, чтобы его вынимали из кладки, и пустот под ним не простукивалось, но потом я заметил на стыках его чуть больше цемента, хотя, впрочем, и этого признака мне не требовалось. Я ведь и так уже знал, что должно за ним обнаружиться, и, пристроив свечу в треугольнике между ведром и стенкой, рьяно принялся выбивать острием штукатурного молотка цемент.