Мусор

– Да. Он мне очень нужен, – старался как можно вежливее убедить её Тюрин, только сейчас, глядя на её втянутую в воротник шею, а в рукава – кулаки, почувствовавший, как сильно замёрз.

То ли ей стало жаль озябшего парня, то ли он выглядел достаточно пристойно, но она ответила:

– Где-то на Коммуне. Ближе к лесу. Дом такой большой, красивый, и рядом сосна высокая, – она немного прикрыла глаза, таким образом передавая уважительное восхищение красотой описанного места.

Это было похоже на кошмарный сон, в котором ходишь по лабиринту, отчаянно ища выход, но постепенно понимаешь, что его нет, и с ужасом тыкаешься во все подряд двери, за которыми пусто. Он не мог уехать, не исполнив чего-то важного, не открыв какого-то определяющего замка, под которым лежала бы разгадка, которая расплетает всё спутавшееся и приводит в полный порядок. Но каждая новая попытка оказывалась ошибочной и вносила только больше смятения. «Нужно найти то место, где всё начиналось», – вспомнил он во всей полноте до сих пор сокрытое от него окончание сегодняшнего нервного, почти пророческого сновидения.

Ему казалось, что просторный дом с сосной он здесь не найдёт, что тётка чего-то перепутала, но, действительно, немного не дойдя до леса, темневшего густой сосновой грядой невдалеке, он обнаружил его. Здание было небольшое, хотя двухэтажное, с выходившей прямо на улицу лестницей с резными периллами и с просторным балконом наверху, а внизу – застеклённым от пола до потолка окном, перед которым высился голый ствол сосны. В Боголюбове такие постройки были редкостью; она скорее напомнила ему дачи в подмосковном Переделкине, где он однажды брал интервью у сына гремевшего в советские времена писателя.

На его звонок на крыльцо вышла, кутаясь в тёплую шаль, женщина, лет сорока: она была пострижена и одета очень выверенно, классически, выстроив образ ухоженной, миловидной, но старомодной, пожившей долгую жизнь дамы. Хозяйка приветливо улыбнулась и, когда услышала, что посетителю нужен её муж, вежливо пригласила войти. Саша ответил, что лучше подождёт снаружи.

Понятно, что Ангелина не могла быть здесь прямо сейчас, но, вполне возможно, заходила сюда или хотя бы звонила. На крыльце появился адвокат: всё то же непроницаемо-безмятежное лицо, которое при виде Саши не смогло не озариться светом некоторого беспокойства, но безупречно-предупредительные интонации удалось сохранить.

– А, это вы… Чем могу служить? – пытался говорить он нейтрально, в душе, видимо, гадая, знает ли брат о его невесёлом приключении с несовершеннолетней сестрой, или нет.

– Вы прекрасно понимаете, чем, – ответил Саша, с удовлетворением отмечая, как нравится издеваться над этой отстранённо-любезной рожей.

– Я же вас попросил больше не беспокоить меня, а заодно не подставлять, не упоминать моего имени, не делать акцент, как будто мы хорошо знакомы и между нами могут быть какие-то дела, – начал тот разъяснять, становясь увереннее с каждым новым своим, не прерванным словом.

«Ну, сейчас я тебя встряхну, держись!».

– Упомяну я твоё имя или нет, тебя сейчас, сука, должно беспокоить меньше всего! Я могу наговорить ещё много чего, что тебя точно погубит, – медленно и свирепо, с наслаждением растягивая каждое грубое или пугающее слово, проговорил Саша.

Приятно было смотреть, как это пышущее довольством лицо вдруг поникает: скулы втянулись, глаза под очками воровато скосились к носу, а челюсть, сжавшись, завибрировала под кожей. Он был растерян, напуган и раздавлен, и ему даже хватило ума не делать вид, будто он не понимает, что имеется в виду. Бессильно облокотившись на перилла, схватившись за них рукой, чтобы устоять, он, нервно ероша волосы другой, зашептал с хрипотцой, глядя себе под ноги, одной из которых он всё это время нервно шаркал по ступени, словно пытаясь вытереть от чего-то подошву своих домашних кожаных тапочек.

– Послушайте, я не виноват. Точнее, да, я виноват, – на этот раз он говорил сбивчиво, голос дрожал, дыхания не хватало. – Но не виноват так сильно. Я понимаю, почему вас это злит, но этого не должно было произойти! Конечно, не буду врать, могло, я не хочу отказываться, но я следил… Я понимаю, что это меня не оправдывает совершенно, но всё-таки я следил… И это какое-то чудовищное недоразумение! Одно могу сказать – это было не насилие! Всё по согласию, обоюдному… Я предупреждал, что не могу обещать ничего. Неправильно, я сознаю, но как-то не сумел… Грешен, грех мой…

Саша поднялся к нему на пару ступенек так, что теперь возвышался на голову над этим невысоким, ещё сильнее съёжившимся человечком, и тот смотрел на него снизу такими несчастными, покорными глазами, будто приготовившись получить удар, совершенно заслуженный.