Мусор

Саша думал, что приехал сюда по-другому делу. Он совершенно не хотел участвовать в странных делах своей семьи, тем более – заниматься проблемами младшей сестры, которая была ему любопытна, но совсем не близка. Да и какой заразительный пример может подать ей он: работающий за смешные деньги в газете, о существовании которой знает, дай бог, 3% россиян, незаметно ведущий там второстепенные материалы рядом с людьми, получающими какие-то журналистские премии и высокие признания от авторитетных людей? Куда он мог бы забрать её: в однокомнатную квартирку рядом с МКАДом, с минимумом мебели, с оплатой которой он еле справляется, где сам не сумел сохранить семью, не решился завести детей?

Татьяна Леонидовна, коротко поговорив по телефону, вновь воодушевлённо посмотрела на Тюрина. Он решил, что пора переводить тему на действительно волнующий его предмет.

– Татьяна Леонидовна, я ведь не просто так приехал… Я по работе.

Она радостно, но недоумённо продолжала слушать.

– Мне нужно писать статью о… о Боголюбове.

– И чем же мы заинтересовали столицу?

Довольная, немного смущённая, она посмотрела на свои растопыренные пальцы, подушечкой левого указательного любовно протёрла ноготь на указательном правом.

– Не только столицу. Наша газета выходит по всей России, мы пытаемся освещать проблемы всей страны. Но мне нужно поговорить с Николаем Степанычем, физруком, а я не знаю, где его найти. И думал: может быть, вы…

Странно наблюдать, насколько явственно, словно нарочно, потухает доброжелательный, ласковый человеческий взгляд, как только видит что-то, неприятное ему. Его старая учительница вдруг напряжённо сжала губы и сухо произнесла:

– А он у нас больше не работает.

– Как? Почему?

Саша боялся, что его не пустят в школу, директрисы не окажется на месте или она будет слишком занята, чтобы принять его, а физрук будет в очередном запое и не сможет говорить – но это обстоятельство, когда все сложности успешно были пройдены, совершенно обескуражило его.

– Я его уволила, – радушная и уютная, казавшаяся доброй знакомой, Татьяна Леонидовна уступила место принципиальному и строгому директору, официальному лицу, общающемуся с назойливым журналистом.

– За что?

– За то, о чём ты, видимо, собрался писать, – она была холодна, непроницаема и смотрела куда-то в стену чуть выше его макушки.

– Я хотел писать о строительстве мусорного завода.

– Вот-вот. У меня нечего об этом спрашивать. Я ничего об этом не знаю. Я твёрдо знаю одно: педагог, не посовещавшись с коллективом, не имеет права участвовать в антинародной пропаганде.

– Какая пропаганда, Татьяна Леонидовна? – Саша никак не мог поверить, что она всерьёз, так резко и выученно, сменила прочувствованный тон на этот панцирный, казённо-картонный. – Вы смотрели это видео?

Она вздохнула, осознавая, что так легко не отделается.

– Видела, к сожалению. Какие-то неумные люди, с не самой лучшей репутацией, собрались и записали хулиганское обращение… Зачем им это понадобилось, не знаю. Но в своей школе такого не допущу! Он, хоть и учитель всего лишь физкультуры, а всё же, в первую очередь, учитель, – она произнесла это слово отдельно, давая понять слушателю всю его важность. –Чему он может научить детей, когда сам принимает участие в таких вот подростковых выходках?

– Но ведь это всего лишь изъявление воли людей, которые имеют право быть недовольными, задавать вопросы, требовать ясных ответов, а их нигде не слушают. Это жест отчаяния!

– Какого отчаяния? – она посмотрела на него, показалось, с жалостью. – Ну, какого отчаяния? В городе половина жителей, дай бог, нормально трудоустроена, все бегут, тут им обещают построить завод – шикарный, современный, дать работу, достойную зарплату… Какого же, блин, отчаяния?!

– Но завод этот уничтожит всю местную экологию! Отравит подземные воды, почву, воздух. Люди начнут болеть. Его вообще нельзя строить так близко от жилой зоны!

– Ну-ну, – директор с превосходством мудрого, пожилого человека прервала его. – Приезжали эксперты, всё осматривали, замеряли, дали добро – они точно больше нас с тобой в этом понимают.

Татьяна Леонидовна, казалось, закончила, но вдруг вспомнила ещё что-то.

– В конце концов, отчаяние своё можно было высказать родному президенту. Показывают с ним прямые линии, и он всегда помогает, вникает во все проблемы, губернаторов увольняет. Зачем же обращаться сразу к американскому? К вражеской стороне? Славы захотелось? – она отвернулась в сторону и с презрением проговорила. – Идиоты, прости господи. А я не позволю так дёшево ославить свою школу, у меня тут полный порядок.

– Татьяна Леонидовна, вы знаете, в какой газете я работаю?

– Нет, скажи, – она словно сама удивилась, почему не поинтересовалась раньше.

– «Свобода слова». Слышали?

– Нет, и в газетном киоске вроде не встречала у нас.

– Это нормально. Нас обычно кладут в самый низ, а в глубинку, может, совсем не привозят. Мы независимое СМИ.

Татьяна Леонидовна важно кивнула, давая понять, что всё понимает.