Мусор

– А ведь я все эти годы помнил ваш вклад в меня, был благодарен, постоянно думал, когда делал что-то новое, гордились бы мной именно вы? Особенно про первые достижения! Да, я, может быть, не популярный журналист, не получаю премий, не веду своё шоу на ю-тубе… Да и на первом канале или НТВ тоже не веду! Зато ни разу не пошёл против своей совести, ни слова не написал, в котором не был бы уверен! И как-то по глупости своей считал, что, если бы вы прочли мои статьи, то, даже будь не согласны, подумали бы, что это и ваше воспитание тоже, порадовались бы!

Она смотрела на него, не в силах пошевелиться. Саша знал, что теперь ей было так же неприятно. Он вдруг осознал: когда-то, много лет назад приехав на каникулы домой и навестив её, он заговорил об иностранной литературе, курс которой как раз с восторгом проходил в институте, и с удивлением понял, что ошибался, что она, на самом деле, читала очень мало, знала и того меньше, хорошо ориентировалась только в школьной программе, воспринимая её без особенной сентиментальности; но слишком верил в её чутьё, выбравшее однажды его, был ей действительно благодарен и сразу простил и вычеркнул все открывшиеся недостатки. Теперь же он без прикрас видел перед собой пожилую, не очень умную женщину, для которой слова, слышанные где-то на собраниях или по телевизору, заменили искреннее понимание действительности; которая считала, что шансон – хорошая мелодия для звонка; что блестящие нитки в костюме, лаки на ногтях и кольца на руках – это красиво; что хорошие оценки в школе – путёвка в правильную и успешную жизнь… Теперь он убеждался несомненно, что эта пустая женщина старательно выделяется на фоне других боголюбовцев лишь уверенностью в том, насколько лучше их, и нежеланием быть на них похожей. И всё же, понимая это, не мог простить услышанное той Татьяне Леонидовне, которую выдумывал и продолжал любить все эти годы.

– Я пойду, – резко закончил Тюрин.

– Да, иди, – директор с облегчением вскочила быстрее него и забрала с края стола так и не тронутую кружку.

– Спасибо за помощь, – нашёл в себе силы холодно сказать он и уже отвернулся к двери.

Татьяна Леонидовна тихо окликнула его: «Саша».

Маленькая, пухленькая, съёжившаяся, она стояла с чашкой в руках возле его локтя, глядя снизу вверх.

– Может быть, ты и прав, я не знаю… Моему внуку через пару лет писать ГИА, дочь работает в Липецке в прокуратуре. Всё очень сложно.

– До свидания, – сказал Саша, уже устав о ней думать, и вышел.

Глава 10

«Зачем приходил? Ведь мог бы спросить адрес у любого вахтёра, наверняка», – думал он, глядя на всё ещё пустующее место у входа. Уборщица ушла, в коридоре мялся только один подросток в синем форменном костюме, который был ему мал: зачем-то снимал на телефон расписание. Солёный запах щей был просто отвратителен – такое же чувство бывало, когда он посещал общественный туалет, расположенный где-то на междугородней трассе. Казалось, что следы его навечно теперь въелись в подошвы, а запах – в нос, и ехать с ним приходилось ещё много километров, брезгливо поёживаясь, в уверенности, что теперь пахнешь для окружающих мочой. Саша и теперь вышел на крыльцо, но щи будто остались на его толстовке.

«И не надо было этого всего говорить. То ты неделю мучился бы, что струсил, не сказал, зато теперь будешь неделю мучиться, зачем сказал».

На улице светило солнце; серые тучи окончательно расползлись, освободив высокое, чистое голубое небо, оставив лишь одно мягкое облачко на горизонте, над рекой. Всё кругом золотилось в нежной осенней дымке, терпко пахло кострами, и, не будь листва столь откровенно жёлтой, было бы полное ощущение ранней весны. Солнце припекало, к нему потянулись все большеголовые цветы с клумб. Позади Саши раздалась трель звонка, и отступившее чувство брезгливости, оставшееся после посещения школы, вернулось. Как здесь всё убого: этот ненужный Ленин, полустёршиеся надписи мелом на асфальте – имена прошлогодних выпускников, припаркованные автобусы: просто заново выкрашенные в жёлтый старые пузатые ПАЗики… Дверь открылась, и со смехом из неё вырвалась стайка мальчишек, со слишком звонкими, ещё детскими голосами. Они из-за чего-то спорили, а синие пиджаки их переливались искрами на солнце. «Им как будто всем тут кажется, что блеск – это признак делового человека».

Тюрин ещё немного посмотрел, прищурившись от яркого света, на солнце, думая, что никак бы не вспомнил о солнечных очках в октябре и не имел ни одного шанса взять их, потом неспешно двинулся к калитке.

– Саша!

Вначале он даже не подумал, что могут звать его. Немного позже на всякий случай обернулся. Кто-то махал ему издали: высокая стройная фигурка в белой блузке и короткой чёрной юбке.

– Саша! – она отделилась от группы взрослых ребят, перекрывавших дорожку, уводящую за школу, к спортивному стадиону. Некоторые из них теперь тоже смотрели на того, кого так настойчиво звала их одноклассница.

– Саша, – узнал и он.