Он снова шёл по городу: мимо здания кинотеатра бледно-зелёного цвета, на котором висела яркая афиша с фильмом, только что вышедшим в прокат – это показалось странным, ведь обычно здесь показывали старые, хорошо знакомые, на которые никто не хотел ходить. Если так подумать, тот год был лучшим в его жизни: нервным, заполненным подготовками к поступлению, волнением, что надо ехать в Москву, или хотя бы в областной центр, далеко от дома, оправдать доверие, не допустить промаха, не попасть в армию. И всё же расцвеченный долгими прогулками с друзьями, их весёлыми шутками, забавными выходками, пробуждавшейся в нём рядом с ними неистовой смелостью. И ей: спокойной, нежной, хрупкой до того, что страшным казалось коснуться; тем более – заговорить о том, что всё сильнее волновало. При этом столько с ней было связано замечательных надежд, вопросов: придёт сегодня или нет, успеет ли он сам после занятий на прогулку, сможет ли она ответить когда-нибудь ему взаимностью, готов ли он сам рискнуть и всё это ей предложить?
Вот здесь, именно здесь, на единственном в городе перекрёстке со светофором второго апреля, в день мишаниного рождения, они стояли, ожидая зелёный свет для пешеходов. Компания их, в которой сегодня оказались ещё какие-то люди, помимо обычных, шла с окраины в центр. Вечер ещё не наступил, в весенних прозрачных сумерках блестели покатые, начавшие уже подтаивать с верхушек сугробы. Женя впервые согласилась попробовать алкоголь: от пары глотков дешёвого коктейля она раскраснелась, оживела, стала даже громко смеяться. Всю дорогу она висела на Даше и хохотала над полной ерундой, так что редкие прохожие оборачивались. Но вот, Даше позвонила мама, та срочно свернула к монастырским стенам, наскоро со всеми простившись, а брошенная Женя здесь, возле светофора, подскользнулась на корке расползавшегося льда, и Саша еле успел подхватить её у самой земли, замерев, – такое действие произвело на него не просто прикосновение, а почти обладание всем её легким, доверившемся ему телом. Так весь вечер она и ходила, держа его под руку, и внутри у него всё полыхало и билось: это точно начало чего-то большого, совершенно ему не знакомого, но несомненно счастливого. А вдруг нет?
Саша пришёл домой сейчас, как и тогда, небывало оживлённый этими знаками из своей юности, прошёл по дорожке мимо засыхающих клумб, вошёл в полумрак прихожей. Снова встретивший его на веранде, но уже не испугавшийся полосатый кот с тонким «мрр» скользнул вперёд. Всё та же духота, тот же неразборчивый звук из слившихся в дуэте голосов кухонного и комнатного телевизоров. Он зашёл на кухню. Мама сидела на диванчике и внимательно смотрела передачу, в которой пожилой женщине с рыжими кудрями искали жениха. Она и не взглянула на старшего сына, когда тот пожелал ей доброго вечера. «Скоро ужин», – сказала сухо.
Всё ещё обижена. Ангелины уже не было – впрочем, может не уже, а пока что. Отца тоже. В комнате лежал один Дима, внимательно глядя какой-то русский сериал. Саша чувствовал себя очень глупо, не зная, куда сесть, чем заняться и как наладить отношения с матерью. В его детстве она часто обижалась так на кого-то, или на всех вместе, и ничего не помогало – только ждать и делать вид, будто ничего не замечаешь, пока в один день она так же внезапно не прерывала своего молчания и становилась снова ласковой, болтливой, но на это могло уйти не меньше недели. Сейчас по возможности хотелось бы уехать раньше. Он снова пришёл на кухню.
– А где все?
– А кто тебе нужен? – не поворачиваясь.
– Не знаю… Просто спрашиваю, – он так и остался неловко стоять в дверях.
– Там же, где и ты. И ни про кого неизвестно, когда вернутся – все деловые у нас. У Линки подготовка к ЕГЭ, если не врёт, отцу дала две тысячи за газ заплатить – так он вот с самого утра ходит, платит.
Это «платит» было растянуто с ехидным удовольствием.
– А ты ему даёшь деньги за коммунальные платить?
– Конечно! А кому ещё? Линке всё по барабану и просьбы мои до фени; я сама до горгаза не дойду – у меня ноги…
Сама того не желая, мама ввязывалась в разговор, потому что он давал ей возможность выговориться.
– А Дима?
– А что Дима? На Диму там как лет пять назад операторша наехала за ошибку в квитанции, так он больше туда и ни ногой!
– Но ведь отец их пропьёт!
Она немного помолчала.
– И пропьёт. Это, видимо, семейное у вас у всех.
Она уже отделила «их» от себя. Саша подумал, что ни разу не пил на её деньги. По крайней мере, на большие или не на сэкономленные им на школьных завтраках. Мать тем временем не могла остановиться.
– Один Димка непонятно, в кого такой. Не была б в себе уверена –сомневалась бы, что Ванькин сын!
Эта шутка, наверное, была говорена неоднократно и, видно, очень ей нравилась, потому что в голосе, помимо горечи, послышалась и улыбка.
– И оплатил он хоть раз? – продолжал Саша, видя, что тема вызывает оживлённую беседу. Но это была ошибка.
Мама сразу напряглась, как было всегда, когда кто-то прямо заговаривал с ней об алкоголизме отца.
– Несколько раз оплатил. За собой бы следили, не за отцом.