И вот, наступил май. Всё бушевало и тонуло в воздушных шапках доцветающих вишен, распустившейся сирени. Зелень была салатовой, свежей, но довольно густой, притом рядом с пушистыми кронами деревьев соседствовали и тонкие стволы тех, что ещё не оперились. Там, где они гуляли, уйдя довольно далеко от Боголюбова, повернув вслед за рекой в сторону, виднелся пролесок, напоминавший пятнистого леопарда: нежно-зелёные ряды вдруг обрывались проплешинами из чёрных ветвей, а потом рассыпались фейерверком белёсых цветов на диких яблонях. Кто-то крикнул: «Посмотрите назад!». Они, шедшие с Женей и Дашей позади всех, увидели, как на чистое голубое небо наползает тяжёлым серым одеялом грозовая туча. Послышались ворчливые перекаты грома. «Первая гроза в этом году», – обрадованно заметила Женя, совсем не испугавшись. Впереди предложили бежать быстрее, чтобы найти укрытие. Всё вдруг затихло – ни ветерка, ни звука, только голоса тех, кто прятал тревогу за нахальными шутками.
Даша убежала от них, а они с Женей так и остались позади. «Нет смысла спешить», – сказала она, и Тюрин, в общем, согласился. «Здесь много деревьев, кругом громоотводы, ничего страшного». И всё же они торопились. В безветрии туча наползала неотвратимо, но очень медленно. «Может и вообще мимо пройти», – неуверенно сказала Женя. Они прошли мимо старого белого дома: маленького, с выломанным окном, но целой хиленькой крышей, который одиноко стоял на пути, заросший роскошными кустами бордовой персидской сирени.
– Можно было бы тут переждать, – предположил Саша.
– Да, но все уже далеко убежали, – ответила Женя. – Да и страшновато как-то.
– Ну да. Там могут и бомжи жить.
Они успели пройти немного вперёд по пыльной колее, проезженной здесь машинами. Саше на плечо, на нос упало несколько тяжёлых, больших капель. Женя выставила руку вверх ладонью:
– Пошёл? Или мне кажется?
Весь окружающий пейзаж передёрнуло, как будто Саша невовремя моргнул, и не сразу он осознал, что это сверкнула молния. Догадался, когда поле уже сотряс грохот, укатившийся в протяжном, отрывистом, долго ещё падавшем за горизонт рокоте. Женя схватила его за руку, которую словно обожгло. Безвольно он побежал за ней, непривычно решительной. Они развернулись обратно и, только ворвались в заброшенный дом, как всё зашипело от шороха усилившегося дождя, а вскоре и загудело от сплошных ливневых потоков. Они стояли в дверях, опасаясь оборачиваться назад, в тёмную глубину нежилого помещения. Сладковато пахло ветхостью и пылью, еле пробивавшийся сквозь пустой оконный проём дневной свет очерчивал сваленную прямо посредине, на лежащем навзничь шкафу, кучу ощерившихся гвоздями гнилых досок. Ворвавшийся внутрь поток воды отогнал их подальше от двери, и тут же всё снова моргнуло, а потом ударило. Женя так и держала его за руку, а теперь ещё и инстинктивно прижалась, он почувствовал выступы её маленькой груди где-то у себя под рёбрами – она часто дышала. И ещё один разряд грома. Саша наклонился к ней и, ни о чём уже не думая, коснулся губами её лба и, чувствуя, что никак уже не остановиться, что бы она ни сказала и ни сделала, опустился ниже и понял, что Женя, сама найдя его в полумраке, отвечает на поцелуй, влажный и мягкий. Долго ли длилась эта гроза, он не узнал – но всё время, что дождь непрерывным гулом покрывал крышу их убежища, он целовал её, не в силах оторваться, и прижимал к себе всё теснее, отбросив всякий стыд, будто хотел целиком утянуть в себя.
Когда всё утихло они, держась за руки, опустошённые и растерянные, вышли на улицу. Освобождённое солнце подмигивало сквозь ветви высокой сирени, согласно кивавшие пышными бордовыми соцветиями, стряхивая мелкие капли, будто новый сильный дождь. Женя посмотрела не него, и этот взгляд он помнил всегда, думая о ней: нежный, таинственный. Когда они шли по липкой, свалявшейся серой земле, не сговариваясь решив никого не догонять, а возвращаться домой, он оглянулся на уже не пугавший его заброшенный дом. Выбитое окно, как единственный глаз, грустно смотрело им вслед. Сирень продолжала шевелиться, как живая. «Соседство смерти с жизнью, которую ничто не отменит». Было время, он даже хотел написать рассказ про этот пустынный, уродливый дом и покрывавшие его прекрасные цветы…
– А Маугли ты нашёл? – выдернула его на поверхность реальности Саша.
Замечтавшийся Тюрин не сразу вспомнил, о чём она.
– Нашёл, ага.
– И как?
– Да как… Странный он человек, очень странный. И впечатление у меня, скорее, неприятное.
– Ещё б не странный, – поддержала Ангелина. – Он и выглядит странным!
Она вдруг достала из кармана телефон, посмотрела что-то на экране и, убрав его обратно, встала, в движении допивая своё пиво до дна.
– Ладно, мне надо отойти. Вы уж тут без меня досидите.
Саша понимающе кивнула, Тюрин ничего не успел ответить. Сестра вытянула из общей пачки сигарету и, переступив через дощатый кораблик, быстро пошла к лазу наружу.
У Саши в телефоне тихо играла танцевальная музыка.
– Куда это она? – спросил её Тюрин.
Вместо ответа та пожала плечами и перевела тему.
– Ты что-то медленно пьёшь…