Муссон

Благородный Порте, могучий властитель турецкой Оттоманской империи, находился в далеком Стамбуле. Старший брат аль-Малика, аль-Узар ибн Якуб, слабый и беспутный калиф Омана, наконец капитулировал перед Оттоманом, даже не пробуя сражаться. Никто не ведал, какие взятки и заверения он получил, но он приветствовал армию Порте в своем городе, и теперь свобода и независимость всех пустынных племен подверглись страшной опасности.

– Он предатель! Аллах тому свидетель! Он всех нас продал в рабство! – заявил другой шейх.

Все мужчины зарычали, как львиный прайд, и уставились на аль-Малика.

– Он мой брат, и он мой калиф, – сказал принц. – Я связан с ним клятвой.

– Видит Бог, он больше не правитель Омана! – возразил какой-то шейх. – Он стал игрушкой Порте!

– И он, переспавший с тысячью мальчиков, теперь превратился в подстилку турок! – согласился другой. – Из-за его предательства и вы, и все мы освободились от клятвы верности!

– Возглавь нас, могучий повелитель! – настаивал еще один. – Мы твои люди. Поведи нас к воротам Маската, мы поможем тебе выгнать оттоманов, мы возведем тебя на Слоновий трон Омана!

Шейхи говорили один за другим, и все повторяли одно и то же.

– Мы умоляли тебя приехать к нам. А теперь молим вести нас!

– Мы – весь Соар – приносим тебе клятву. Мы соберем три тысячи копий, чтобы последовать за тобой.

– А как же другие племена? – спросил принц, не спеша принимать столь крайнее решение. – Что будут делать Авамир и Байт-Имани? Что скажут Байт-Катир и Харасис?

– Мы не можем говорить за них, – ответили шейхи. – Потому что между нами и многими из них – кровная вражда. Но их шейхи ждут тебя в песках. Иди к ним, и по Божьей воле они тоже поднимут боевые копья и поскачут с нами в Маскат.

– Скажи нам свое решение! – просили шейхи. – Скажи нам свое решение, и мы тут же принесем тебе клятву!

– Я поведу вас, – ответил принц негромко и просто.

Обветренные темные лица осветились радостью. Один за другим шейхи опускались перед принцем на колени и целовали его ногу. Когда он протягивал изогнутый кинжал, они касались стали губами. Потом подхватили принца под руки, подняли и вывели из шатра туда, где при лунном свете ожидали воины.

– Это новый калиф Омана! – закричали шейхи своим людям.

Те принялись выкрикивать клятвы преданности и палить в воздух. Загремели военные барабаны, зловеще загудели горны из бараньих рогов, и их звуки отдавались эхом от темных утесов над рощей.

В общем радостном шуме Дориан подошел к своему отцу и обнял его.

– Я и мои люди готовы проводить тебя на встречу с шейхами Авамирата и Мухайда.

– Тогда вперед, сын мой, – согласился принц.

Дориан быстро направился через рощу, крича своим воинам:

– В седла! Выезжаем!

Все побежали к верблюдам, зовя их по именам, и вскоре вся долина заполнилась шумом, когда лагерь стали сворачивать.

Верблюды ревели и мычали, когда на них грузили кожаные бурдюки с водой, шатры разбирали и упаковывали…

Еще до восхода молодой луны, в прохладе ночи, все оказались готовы отправиться в путь – длинная колонна людей в длинных балахонах, с замотанными лицами, на высоких животных. Принц ехал на золотисто-кремовой верблюдице. Когда он сел в седло, Дориан приказал ей подняться. Верблюдица с ворчанием расправила ноги. Аль-Малик держался на ней легко: он родился в пустыне и был воином с детства, и теперь, сидя на ездовом животном, представлял собой благородную картину.

Дориан выслал вперед авангард из двадцати воинов, а сзади оставил отряд прикрывать тылы. Сам он поехал рядом с принцем, когда колонна двинулась по долине, направляясь в пустыню.

Шли они быстро; верблюды были нагружены не слишком тяжело, кроме бурдюков с водой. Отряд вышел из долины, и впереди раскинулась пустыня, бесконечная и неподвижная; вдали на севере виднелись пурпурные очертания холмов, а к ним тянулись серебристые песчаные дюны. Над ползущей по пескам змеей людей и животных раскинулось ослепительное звездное поле, словно заросли диких маргариток, омытых дождем. Песок приглушал топот широких верблюжьих лап, в воздухе едва слышно раздавалось только потрескивание кожаной упряжи да время от времени чей-то голос тихо предупреждал:

– Осторожно! Яма!

Дориан ехал непринужденно, его убаюкивала ритмичная поступь Ибрисам и однообразие бесконечных пустынных миль. Темные холмы вокруг рождали странные, причудливые тени, полные тайн, а звезды и полумесяц освещали дорогу.

Дориан посматривал на небо – не только для того, чтобы следить за направлением в темноте, но и потому, что его завораживал древний рисунок созвездий и его неколебимое движение по небесному своду.