Муссон

Абубакер прикрыл лицо черным шарфом, словно пряча свою грусть, и улыбнулся. Завтра к этому времени его старший брат Зейн аль-Дин взойдет на Слоновий трон. А он, ибн аль-Малик Абубакер, станет командовать армией и флотом Омана. Это ему обещал Зейн аль-Дин, а еще звание имама и два лакха рупий из королевской казны. Абубакер, всегда видевший себя могучим воином, знал, что наконец-то всходит его звезда и скоро она ярко загорится.

– Благодарю моего святого брата Зейна аль-Дина. Пусть Аллах осыплет его десятью тысячами благословений! – прошептал Абубакер.

В сумерках врачи дали калифу питье, чтобы он заснул и укрепился в силах перед нападением ночных демонов.

Хотя аль-Малик кашлял, выплевывая напиток, и отворачивался, доктора мягко придерживали его и влили наконец ему в горло последнюю ложку снадобья.

Он так неподвижно лежал на подушках и был так бледен, что дважды за эту долгую жаркую ночь врачи приподнимали ему веки, поднося к лицу лампу, и проверяли, сужаются ли зрачки.

– Слава Аллаху и Его доброте, калиф еще жив, – говорили они каждый раз.

Потом, при первых медно-желтых лучах рассвета, проникших сквозь решетчатые ставни восточного окна, калиф неожиданно вздрогнул и громко, отчетливо выкрикнул:

– Аллах велик!

И тут же упал на пропитанные потом подушки, и из его ноздрей медленно потекли струйки крови.

Доктора бросились к нему, окружили, и, хотя все сыновья вытягивали шеи, чтобы увидеть отца, он скрылся за спинами врачей. Главный хирург шепотом сказал что-то визирю.

Визирь оглядел ряды сидевших вокруг принцев и торжественно произнес:

– Абд-Мухаммед аль-Малик, калиф Омана, скончался. Да примет Аллах его дух!

– Во имя Аллаха! – мрачным хором откликнулись принцы, и на многих лицах отразилась искренняя печаль.

– По желанию своего отца Слоновий трон Омана наследует принц Зейн аль-Дин. Да благословит его Аллах и дарует ему долгое славное правление!

– Во имя Аллаха! – повторили принцы, но никто не обрадовался этой вести.

Все понимали, что впереди их ждут черные дни.

За городскими стенами в море выдавался каменистый мыс. Утес в самом конце отвесно обрывался в глубокую воду, такую прозрачную, что каждый коралл вырисовывался на дне, словно мраморная мозаика.

Новый калиф Омана приказал поставить на этом мысу павильон из розового полированного гранита. Он назвал его Дворцом Возмездия. С высокого сиденья в тенистой колоннаде павильона он мог смотреть на море и наблюдать за длинными темными тенями акул, скользивших над кораллами далеко внизу. Когда павильон строили, акулы сюда не заплывали, но теперь здесь плавало множество зубастых тварей, и их хорошо кормили.

Зейн аль-Дин жевал зернышки зрелого граната, когда перед ним поставили еще одного из отцовских офицеров.

Мужчина был бос, ему обрили волосы и бороду, на шею надели цепь – символ приговора.

– Ты был недобр со мной, бин Набула, – сообщил калиф. – Да, недобр, когда я попал в немилость и потерял благоволение отца, да благословит Аллах его святую душу!

Он выплюнул семечко граната, и оно попало в лицо старому гордому офицеру. Тот даже не моргнул, лишь холодно посмотрел на своего мучителя. Бин Набула был главнокомандующим армией и флотом при прежнем калифе.

– Ты меня называл жирным щенком. – Зейн аль-Дин грустно покачал головой. – А это очень грубо.

– Это имя тебе отлично подходило, – ответил гордый солдат. – А с тех пор ты стал еще шире в талии и еще отвратительнее. Я благодарю Аллаха за то, что твой благородный отец не знает, какую чуму напустил на свой народ.

– Старик, ты всегда был слишком болтлив, но я избавлю тебя от этого недостатка. – Зейн аль-Дин кивнул новому генералу своей армии. – Мои маленькие друзья там, внизу, проголодались. Не заставляй их ждать.

Абубакер поклонился. На нем были сверкающие полулаты и остроконечный шлем с расшитым шелковым шейным платком. Когда он встал, на его губах играла улыбка. Улыбка на этом узком лице с кривыми зубами барракуды выглядела жутковато, но бин Набула даже не моргнул.

– Многие хорошие люди уже прошли этой дорогой до меня, – сказал он. – И я предпочитаю их общество твоему.

Казни в последние месяцы совершались ежедневно, с момента восхождения на трон нового калифа. Сотни некогда властных и важных людей упали с этого утеса в стаю ожидавших акул. Зейн аль-Дин был злопамятен, он не забывал обид, и ни он сам, ни его генерал Абубакер не уставали от этого развлечения.

– Снимите цепь, – приказал Абубакер своим людям.

Он не желал, чтобы бин Набула утонул слишком быстро. С шеи генерала сняли цепь и повели его к большой колоде.

– Обе ноги! – приказал Абубакер, и помощники положили поперек колоды ноги генерала.

Абубакер усложнил казнь: когда осужденному отрубали ноги, он мог биться на поверхности воды, но не плыть к берегу, а кровь в воде сразу привлекала стаю акул.

Он извлек из ножен ятаган и замахнулся им над ногами бин Набулы, выставляя в усмешке кривые зубы. Старый генерал в ответ смотрел на него без признаков страха.

Абубакер мог передать эту обязанность любому из своих людей, но он наслаждался, сам приводя в исполнение приказы брата.