Как и в классическом историческом музее, символизм экспозиции Еврейского музея требует от посетителя фактических знаний. Однако в эстетическом и экзистенциальном измерениях музея гораздо более важными оказываются способность чувствовать и открытость новому опыту, они делают возможным эстетический способ восприятия метафизического значения постройки Либескинда.
Посетитель получает свободу спланировать свой собственный маршрут осмотра экспозиционного пространства и, следовательно, сконструировать свой собственный эстетический объект, основанный на произведении искусства. Воспринимающий субъект на основе реконструированных фрагментов и очертаний получает возможность постичь смысл истории и человеческого существования.
Таким образом, современные музеи, преимущественно исторические, являясь пространством памяти и ее внедрения в повседневность, не просто представляют последовательность неких событий, а через тематическое фокусирование на прошлом адресуются настоящим и будущим поколениям и настраивают посетителя на творческое переживание. Современные исторические музеи – это свое-образная критическая институция, занимающаяся не только увековечиванием и эстетической репрезентацией истории, но критикой сугубо историографического подхода к ней. Их архитектурное решение означает, что музей постоянно «открыт» для интерпретации и серьезной работы с прошлым, которое никогда не может быть обозначено как «законченное».
Как уже упоминалось выше, музей на современном этапе своего существования может рассматриваться как пространство самоидентификации субъекта, задающее формы социального взаимодействия, и как пространство формирования антропологического представления, то есть знания о человеке и среде его обитания.
В XX в. две мировые войны, процессы индустриализации и глобализации и стремительное развитие технологий спровоцировали возникновение ряда социальных явлений, которые самым общим образом можно охарактеризовать как потерю идентичности. То есть индивид оказывается в некоем вакууме, лишенный не только представлений о прошлом и уверенности в неизменности будущего, но и настоящего, в форме социальных и культурных связей. Музей в этой ситуации оказывается одним из немногих институтов, позволяющих сократить этот разрыв. В тот момент, когда функция культурной ориентации и идентификации начинает активно им реализовываться, музей становится элементом, формирующим окружающую среду, связующим разнородные части современных городских агломераций. На внешнем уровне этой функции позволяет реализоваться именно продуманный архитектурный образ.
Идея социальной интеграции посетителей музея была заложена в некоторые проекты Фрэнка Ллойда Райта и Ле Корбюзье. В частности, в здании Музея Соломона Р. Гуггенхейма в Нью-Йорке архитектор Ф. Л. Райт, с одной стороны, использовал типичные для музея структурные элементы: сводчатое пространство, лестницы, трансформировавшиеся в пандусы, и др. (илл. 20). Однако этот проект революционизировал отношения между искусством, архитектурой и зрителем. Ф. Л. Райт противопоставил движение геометрии пространства, пандус и ротонда заставляют посетителей видеть друг друга и объекты экспозиции в беспрецедентном количестве перспектив. Тогда же, в 1959 г., в Токио открылся Национальный музей западного искусства, построенный по проекту Ле Корбюзье (илл. 21). Внутри квадратного пространства музея расположены два балкона, с которых можно созерцать выставленные внизу объекты, а пандус позволяет посетителю видеть одновременно и выставочное пространство, и балконы. Подобные приемы исключают индивидуальное, интимное общение с предметом (в отличие от музеев – кабинетов редкостей), но позволяют избежать изоляции человека, его отчужденности, создавая дополнительные возможности для коммуникации.