Финальное
По мнению одного из критиков «дав зрителю иллюзию прозрения и сопричастности к тайне, Кубрик погружает его навеки обратно – в липкую и комфортную дрёму». Но в финальном
Добавлю – допускаю, что в этом проявляется моя мужская ограниченность – на мой взгляд, финальное
Нашёл бы Стенли Кубрик иной финал, какими были бы последние слова фильма, никто уже сказать не сможет. Но моё право высказать свои сомнения.
И добавить, не только начало картины, но и финальные титры идут опять же под музыку вальса Шостаковича, убаюкивающую и загадочную в одно и то же время.
Дело зрителя выбрать то ли убаюкивание, то ли вечные загадки.
В заключении приведу две цитаты критиков, которые представляются мне очень точными.
«Кубрик всегда снимал одну и ту же картину. Блестящую, смешную, грустную, нежную, брутальную, издевательскую, холодную, эмоционально изматывающую, магическую, безумную, наполненную насилием или идеализмом. Простую и в то же самое время наисложнейшую: о человеке, который верит в собственный разум или в разумность системы, в которой он существует, пока его иллюзии не начинают рушиться, что приводит к сокрушительным последствиям». (Е. Тирдатова[646]
).«Кубрик создал мизантропический, интеллектуальный, холодный, завораживающий «красотой дьявола» кинематограф для очень взрослых людей. Зло в его мире не то чтобы торжествует, оно не имеет конкурентов, зло заполняет природу, общество, человека… ведущая лейттема кинематографа Кубрика прорывы цинизма, порождённого невротическим страхом и чувством безнадежности» (анонимный автор с сайта «Еврейский центр искусств»).
Со многим согласен, но…
Не стал бы сравнивать Стэнли Кубрика с известными мизантропами в истории литературы и, шире, в истории культуры: маркизом де Садам[647]
, Луи Селином[648], или с Чарльзом Буковски[649]. Пожалуй, он согласился бы с Буковски: «чтобы начать спасать мир, надо спасать одного человека за одним, спасать всех – это романтизм или политика», но и скепсис и нигилизм Кубрика не замкнутые, поскольку он способен смеяться и над ними.Если уж сравнивать Кубрика, то с Франсуа Рабле[650]
, самым великим из всех великих смехачей, который, к тому же, вряд ли ужасался при виде «отверстий» человеческого тела.Кубрик не утопист, это точно, не взялся бы он спасать всех.
Кубрик вряд ли надеялся, что зло имеет в мире достойных конкурентов, никуда не убежишь ни от невротических страхов, ни от чувства бесконечности, накатывающегося и накрывающего нас, подобно огромной волне, превышающей меру человеческого.
Но Кубрик, прежде всего художник, который смело сочетает весёлое с ужасным, преодолевая в самом себе мизантропа.
Великий смехач верит, что мир не безнадёжен, поэтому он не боится быть лиричным и, даже, моралистичным.
А если человек не может обойтись без иллюзий, если ищет утешения в несбыточных далях, то его право продолжать жить…
…«с широко закрытыми глазами».
Признаюсь, прожил жизнь в счастливом браке. По крайней мере, настолько, насколько способен судить о своём браке.
Жены нет в живых уже около двадцати лет. И вот сейчас, когда пишу этот текст (23 декабря 2014 года), задаю себе вопрос, решился бы я на эксперимент, в котором, сами того не подозревая, оказались Том Круз и Николь Кидман, подписав со Стэнли Кубриком открытый контракт, в котором не оговаривались сроки съёмок. Понятно, что речь идёт не о съёмках фильма, а о сути самого эксперимента.
Скорее всего, не решился бы. Отказался бы от суровой рефлексии безжалостного Кубрика. Испугался бы.
Не знаю, согласилась бы жена, скорее всего, испугалась бы за меня. Не за то, что откроется ей, а за то, что откроется мне.
Возможно, это означало бы, что подобно Биллу Харфорду предпочитаю оставаться большим ребёнком на попечении жены.
Возможно, в этом смысле, и моя жизнь одна из бесконечных модификаций сквозной модели настоящей книги:
«сильная женщина – слабый мужчина».
Поэтому, когда речь идёт не о других, а о самом себе, предпочитаю смотреть на мир