Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга вторая

Когда ещё придётся написать о времени, в котором жил в 70-х годах прошлого века, когда некоторые из представителей азербайджанской творческой интеллигенции духу свободомыслия «шестидесятых» стали предпочитать опеку «первого лица».

Когда ещё придётся написать о писателе Исе Гусейнове, поразительные метаморфозы жизни и творчества которого, на мой взгляд, крайне любопытны, не только для азербайджанской культуры.

Когда ещё придётся написать о метаморфозах жизни и творчества писателя Максуда Ибрагимбекова, который многие десятилетия непосредственно художественному творчеству предпочёл статусный «рост» под опекой «первого лица».

…табуированная женщина: предварительный смысл

Почти сразу, как вспомнил про эти повести, придумалось название: табуированная женщина. Хотя сразу признаюсь, табуированная женщина в большей мере относится к повестям «Камень» и «И не было лучше брата», в меньшей – к повести «Звук свирели».

И почти сразу возникла смысловая диспозиция. На одном полюсе Анна Каренина[820], Брет[821], Сабина Шпильрейн[822], Гедда Габлер[823], Ада МакГрэф[824], другие, на другом полюсе «табуированная женщина» азербайджанских повестей, на одном полюсе прямое соприкосновение, которое ведёт к открытому жесту, к открытому крику, если без него не обойтись, во втором случае – соприкосновения так и не происходит, крик так и застревает в горле.

В 1973 году (всё те же «шестидесятые») другой азербайджанский писатель Рустам Ибрагимбеков (тот же «шестидесятник») написал знаковую для азербайджанской литературы (культуры, самосознания) пьесу «Женщина за зелёной дверью»[825]

…в кино «Перед закрытой дверью»[826]…

В большом дворе, женщина кричит за закрытой дверью, взывает к помощи, но жители двора её не слышат, традиция не позволяет им «слышать»

Услышали только писатели.

Обществу остаётся теперь услышать писателей.

Конечно, эти три повести можно и нужно изучать и в других контекстах. Как самодостаточный художественный текст в контексте своего времени, когда они были напечатаны, в контексте истории азербайджанской литературы, и т. п. Но, не менее важно, находить смысловые контексты, в которых эти повести обнаруживают неожиданные смыслы и, как бы, облучают друг друга.

Убеждён, в соотношении с Анной Карениной, Брет, Геддой Габлер, другими, три азербайджанские повести раскрываются глубже и острее, чем без них.

Убеждён, в контексте «бесконечных трансформаций мужчины и женщины», три азербайджанские повести открывают «закрытую дверь» самых табуированных сфер нашего ментального сознания.

Убеждён, не буду прятаться за мнимую скромность, формулирование этого соотношения – главное открытие настоящего опуса.

…какой должна быть азербайджанская женщина?

В повести Исы Гусейнова «Звук свирели» есть такой эпизод.

На колхозном собрании всерьёз обсуждается должны ли «мусульманские» (азербайджанские) женщины в условиях войны выполнять мужскую работу. Спорят, не могут договориться.

Приходиться вмешаться жене председателя, чтобы всех успокоить: «если будет угодно судьбе (Qismət[827]), вернутся с войны наши мужчины, и тогда, даст Бог, женщина снова станет женщиной, а мужчина снова станет мужчиной. Не всегда же быть войне».

Не будем обвинять жену председателя, всех остальных, в наивности, они не могут знать, что будет завтра, что будет после войны. Они не могут знать, что прошлое больше не возвратится. Мужчина уже не станет прежним мужчиной, точно также как женщина уже не станет прежней женщиной.

Не только в этом селе, даже в большом мегаполисе в наши дни (май, 2015 года) мало кто понимает, почему «Фиеста»[828] один из самых великих романов не только XX века, но и мировой культуры, в целом.

Не понимают, что дистанция между мужчиной и женщиной давно преодолена. Осталась одна видимость.

Поскольку три азербайджанские повести недостаточно известны читателю, даже азербайджанскому, позволю себе в необходимых случаях пересказывать сам сюжет, несколько подгоняя его под концепцию книги.

И начну строго хронологически.

С повести Исы Гусейнова «Звук свирели».

Иса Гусейнов: «Звук свирели»

…возможна ли реконструкция жизни писателя?

Есть такая наука, палеонтология, одной из задач которой является реконструкция по сохранившимся костям внешнего вида животных, которые давно вымерли. Не надо думать, что между реконструкцией и теми животными, которые когда-то жили на нашей планете, нет зазора, он неизбежен. Что-то пока не знает сама палеонтология, что-то никогда не узнает, что-то постоянно уточняется, корректируется, но это именно реконструкция, которая позволяет назвать палеонтологию наукой. Дело не только в результате, но и в том, какими методами добывается этот результат, насколько эти методы логически обоснованы и рациональны.

Но как быть, если речь идёт о писателе?