— От книг и гибель вся! — делился потом своими впечатлениями один из тех монахов, с которых спросится мало. — Древле змий яблоком жен соблазнял, на древа всползал для сего, а ныне он в книги яд свой изливает и через книги хитроумных мужей и седовласых старцев громогласно на пути нечестивых ведет!..
— "Господи, помилуй!" — вот единственная книга. Читай ее всегда и спасен будешь!
XXVII
Глухо шумят тенистые вязы… Белую стену обители всю заслонили они — не видать ее вовсе за этою колышущейся зеленью. Тихо дремлют во блаженном успении иноки под безымянными плитами и однообразными, подернувшимися травой насыпями.
Тихо спят, прислушивался я, вовсе не гудут, — должно быть, пригрезилось тому монаху, что рассказывал мне, как покойники молятся в своих полуистлевших гробах… Разбитый житейскими бурями и случайно приставший сюда странник даже позавидует их безмятежному сну. Корни цветущих кустов проникают к ним, над их насыпями щебечут птицы, стрекоза поблескивет на солнце своими сквозными крыльями, а их, этих отдыхающих бойцов, не зовет никуда, не тянет… "Аще убо живем, Господеви живем; аще убо умираем, Господеви умираем"[185]
, — и больше никаких сомнений. Сон без кошмара, сон без видений, без грез, без страстных порывов к невозвратному прошлому…Как придешь сюда, так и чувствуешь желание хоть прилечь на чужой могиле… Так тихо, тихо на душе становится, точно все там упало, все замерло и не шелохнется… Вода так иногда под солнцем заснет, даже борозда не бежит по ней.
На могилах — редко, редко где-нибудь имя… Большею частью насыпь или плита, а кто под ней — неизвестно.
— Отец игумен говорит: зачем имя?.. Кто что заслужил, тот то и получит. Крест у всякого, а имя зачем? Твой есмь аз[186]
, спаси мя!.. Бог знает. Он и заберет. А имени не надо!Но вот несколько плит подряд… Господи, все какие старцы!.. Говорят, что недостаточная, исключительно растительная пища коротит век, а непомерный труд и совсем убивает. Приходится здесь убедиться, что все — чистейшая чепуха. Не угодно ли:
Схимонах Михаил … 80 лет
Монах пустынник Афанасий 80 "—"
Схимонах Сергий 80 "—"
(из коих 60 провел на Валааме)
Схимонах Серафим 83 "—"
Схимонах Феоктист 74 "—"
Схимонах Кириак 80 "—"
Схимонах Авраам 95 "—"
Иеромонах Евфимий 70 "—"
Иеромонах Боголеп 84 "—"
Иеросхимонах Евфимий 80 "—"
Игумен Иннокентий 85 "—"
и все эти старцы, из коих младшему 70 лет, улеглись рядом. С ряду я и взял их. Где доживают в массе до такой глубокой старости?
Над одной могилой отец Виталий остановился.
— Друг был… Мирской!.. Прибыл сюда меня навестить и заболел… Сколь душа мятежная была — жизнью от него так и веяло. Непоседа, а теперь лежит, не двигается и ничего не ищет, — ничего ему не надо!.. Только шесть сосновых досок — и все готово. Прощай, Иван Иваныч, прощай! Жить бы тебе!.. А вот тут лежит шведский король[187]
. Приял кончину праведную у нас…— Это и есть Магнус?
— Он самый!
Простая плита. Сверху шумит над этим, когда-то могучим, конунгом[188]
тенистый вяз. Изредка солнечный луч сквозь просвет ветвей скользнет на плиту и позолотит ее. Тени бегут по ней, как волны, которым вверялся шведский владыка.Стоило родиться далеко-далеко, целые города заставить склоняться к своем ногам, чтобы в конце концов попасть на Валаам, принять схиму и улечься под этим деревом, среди всех этих Боголепов, Серафимов, Кириаков, Евфимиев!.. Неужели и ему, этому гордому северному кондотьери[189]
, спокойно спится здесь под похоронные напевы иноков и тягучие, густые удары колоколов?..Современные историки отрицают достоверность этого события, но легенда сама по себе столь поэтична, вера в нее иноков так непоколебима, что и мы приводим ее здесь во всей ее наивной простоте.
В 1371 году смелый конунг Магнус отправился на Ладогу разорять русские пределы… Бранная потеха шла первоначально с успехом. По хмурым берегам хмурого озера пылали села и посады, кровь лилась рекою, стон стоял "по всей округе". Оставалось одно — обратить в пепел Валаам и истребить ненавистных конунгу монахов, самых упорных представителей русской национальности на этом отдаленном крае. Магнус отправился во главе множества лодок, но, не дойдя и половины пути, смелые пловцы были застигнуты бурей… Долго их носило сумрачное Нево, долго било утлые струги бешеными волнами, ни один из спутников конунга не спасся. Буря утихла… Монахи зачем-то шли по берегу, звуки какого-то священного стиха разносились в теплом и спокойном уже воздухе… Вдруг вдали показалось на водах пролива что-то необычайное. Подошли черноризцы поближе. Плывет доска, за нее уцепился еле дышащий, весь растерзанный, почти уже мертвый человек… Бросились к нему, вытащили из воды.
— Кто ты?
— Магнус II Смек, король шведский!
Оказалось, его несколько дней носили неугомонные волны озера.