Музыка боли. Образ травмы в советской и восточноевропейской музыке конца XX века

В исследовании «О чужой боли» Сьюзен Зонтаг отдельно затрагивает проблематику военной фотографии и замечает, что просматривающий снимки человек неизбежно извлекает некоторое эстетическое – на грани порнографического – удовольствие при разглядывании изображений страдающих людей⁹¹. В определенной степени это проблема всех визуальных медиа. Фотография и кинематограф позволяют фиксировать невыносимые реалии. Однако как посредники на пути к таким переживаниям и фотография, и кино остаются именно искусством и развлечением, затуманивая нравственные связи между болью, эстетикой и наслаждением. В фильме Палмера противопоставление музыки и сцен страданий еще больше обостряет эстетизацию ужасных картин, которые открываются зрителю. Кульминация первой части симфонии совпадает с наиболее жуткими образами. Этот прием нацелен на то, чтобы скорбь, которая звучит в музыке, вызвала должную эмоциональную реакцию. В какой-то мере происходит противоположное. Красота музыки резко контрастирует с подлинным ужасом исторических кадров. Свое соло Апшоу начинает с некоторым напряжением, но в конечном счете достигает ощутимой свободы. В коллаже Палмера наблюдается обратное движение: самые тяжелые визуальные образы появляются именно тогда, когда голос Апшоу доводит нас до ощущения катарсиса. Специалисты по проблематике травм часто выражают беспокойство по поводу способов, при которых попытки описать болезненные обстоятельства как терпят крах перед лицом травмы, так и способствуют восстановлению реальности вследствие травматических переживаний. Фильм Палмера и Симфония № 3, участвующая в социальном дискурсе о культурных травмах, словно переворачивают все с ног на голову. При каких эстетических и социальных обстоятельствах возможно добиться того, чтобы отображения травматических явлений преодолевали потенциальные нравственные препятствия и успешно олицетворяли соответствующие переживания? В этом контексте особенно проблематична ситуация со страданиями. С одной стороны, мы можем столкнуться с тем, что порой из лучших побуждений происходит смешение эстетики, наслаждения и страдания. С другой стороны, если нам удается должным образом воспроизвести болезненные ощущения, то результат наших трудов потенциально становится важным источником познания, формирует пространство для существенных эмоциональных впечатлений и даже способствует развитию социально-политического сознания.