Музыка души

– Василий Ильич просил еще узнать насчет его участия в концертах.

– Конечно. Мы будем рады, если он захочет выступать.

– Значит, дело решено: я сообщаю Сафонову, что с сентября он взят в штат профессоров.

Обсудив с дирекцией детали, Петр Ильич пришел к Юргенсону, где Софья Ивановна немедленно пригласила его на обед, а дети засыпали вопросами и рассказами о своей жизни.

– А у меня ведь для тебя отличные новости, – с хитрой улыбкой заявил Юргенсон.

Петр Ильич с любопытством посмотрел на него, вопросительно приподняв брови.

– Тобой заинтересовались в Париже – Феликс Маккар предложил мне купить права на издание твоих сочинений во Франции.

– Серьезно?

Петр Ильич был поражен до глубины души. Правда, совсем недавно он получил от комитетов Парижского общества Себастьяна Баха и Национального издания сочинений Керубини просьбу стать их почетным членом. И все же то, что его хотят издавать за границей – это совсем другое.

А Петр Иванович между тем продолжил:

– Он дает мне за право собственности десять тысяч франков. И я считаю, что по справедливости половина этой суммы должна быть твоей.

– Но ты не должен… – запротестовал Петр Ильич.

Юргенсон в самом деле не обязан был делиться полученным вознаграждением. Щедрость издателя порой переходила все границы, и было немножко неудобно пользоваться его добротой. Но тот только посмотрел насмешливо и отмел все возражения, тут же сменив тему:

– А самое замечательное в этом то, что Маккар ретиво принялся распространять твои сочинения. Он устраивает прослушивания и пишет, что они имеют колоссальный успех. Лучшие артисты соглашаются быть исполнителями, – довольно улыбнувшись, Петр Иванович заключил: – Вот мы с тобой и перешагнули границу.

– Спасибо, друг мой, за все, что делаешь для меня, – с глубокой благодарностью произнес Петр Ильич.

***

В Клину лил дождь и дул пронизывающий ветер. Тем приятнее было войти в новый домик: ярко освещенный, согретый пылающими каминами. Только спальня отчасти разочаровала – Алексей устроил ее неуютно, а как исправить Петр Ильич не знал. Зато что за наслаждение почувствовать себя в тишине, вдали от суеты, у себя, и притом в одиночестве! Как ни скучал он по уехавшим родным, в уединении чувствовал себя гораздо лучше. Настоящей нормой для себя он признавал сообщество книг, нот, чернил и бумаги.

На радостях от появившейся у него собственной комнаты Алеша сделался весел и услужлив. Целые дни убирался, приводил все в порядок и пел песни.

Правда, Новикова, вопреки собственным обещаниям, вывезла из домика все, что смогла. Он остался полупустым, и теперь приходилось обставлять его заново. Очень кстати пришлись бы обещанные кузиной Аней вышитые занавески, да подарок задерживался. Во время своего последнего визита в Петербург Петр Ильич видел часть ее работы и совершенно влюбился в нее. Торопить было неудобно – может, Ане некогда заниматься вышивкой, – но и получить занавески хотелось побыстрее. И он обратил свою просьбу в шутку:

«Аня! Прежде всего хочу немножко подлизаться к тебе и ловко подъехать с нижеследующим. После разных безуспешных поисков и мучительных колебаний я решился нанять на два года здесь в Майданове, прелестный дом, в котором жила сама Новикова. Дом этот я теперь устраиваю… Мне обещали некоторые близкие люди… кое-что, мне… кажется… т.е. как бы сказать… по канве… шерстями… портьеры… или… занавески… т.е. я бы желал… конечно, не деликатно… но… нельзя ли… поскорее… хочется узнать… когда готово… т.е. я… одним словом… ах!.. Боже мой… мне стыдно!!!!!!! Напишите, пожалуйста… как… и что?.. Надеюсь, те, которые должны были понять, - поняли!»

Как это ни странно, теперь, когда наступила хмурая и ненастная осень, Петр Ильич почувствовал себя гораздо лучше и бодрее, чем солнечным жарким летом. Работа пошла быстрее, и к середине сентября он закончил «Манфреда». Уже дожидалось превосходно написанное либретто «Чародейки». Между делом, по просьбе своей alma mater, он написал хор к юбилею Училища правоведения, сочинив к нему и текст.

Двадцать четвертого сентября ликовало все Майданово: из Волоколамска принесли чудотворную деревянную статую Николая Угодника. Как только показалась вдали процессия, на колокольне зазвонили благовест. Все село с хоругвями и образами высыпало на улицу, чтобы пройти с крестным ходом и поклониться святыне. Под звон колоколов подошли к усадьбе, чтобы служить молебен с акафистом.