Музыка души

– Я понимаю, – Петр Ильич и сам не думал, что пропажа найдется.

Следователь откланялся и отправился допрашивать подозреваемых, среди которых были мальчики, жившие у Новиковой. Однако признаваться никто не собирался, а улик не нашли.

Погоревав немного о памятных часах, Петр Ильич быстро отвлекся, погрузившись в сочинение оперы. Поначалу ему казалось, будто она выходит даже хуже балета. Но несколько дней спустя он уже был уверен, что «Иоланта» в грязь лицом не ударит.

Тем временем поиски продолжались по-прежнему безуспешно. Даже Алексей увлекся розысками, но часы канули в Лету. Так и не получив никаких результатов, Петр Ильич уехал к брату Николаю в Уколово. Как ни жаль было бросать работу над «Иолантой», но после десяти лет, когда он обещал Коле приехать и не приезжал, невозможно было отказаться от настойчивого приглашения.

***

Петр Ильич вышел из кареты перед светло-желтым домом с колоннами у входа.

– Ну, наконец-то ты до нас добрался! Я уж думал – и в этом году надуешь, – шутливо посетовал Николай, обнимая его.

– Я, честно, каждый раз собирался, но каждый раз что-нибудь препятствовало, – оправдывался Петр Ильич, улыбаясь.

Жорж, который сильно подрос с их последней встречи, поначалу опасливо прятался за матерью, но быстро освоился и принялся болтать и показывать дом.

На следующий день Николай повез брата на экскурсию в Коренную пустынь, о которой тот много слышал, но еще ни разу не был.

В темной синеве обширного леса сияли золотом кресты монастырских церквей. Белокаменные своды стройными уступами спускались к реке Тускарь и надкладезной церкви Живоносного Источника, напоминая сходы в пещеры Киево-Печерской лавры. Тишина и благолепие кругом. С высокого холма, на котором раскинулся монастырь, открывался чудный вид на долину реки и лес.

Братья побывали на обедне, погуляли по монастырю, наслаждаясь безмятежностью и тишиной, разлитой в воздухе.

– Здесь неподалеку живет Фет, – заметил Николай. – И, между прочим, я с ним дружен. Не хочешь познакомиться?

– С удовольствием, – с энтузиазмом согласился Петр Ильич. – Но, наверное, следует предупредить его о визите?

– Не беспокойся. Он столь часто выражал желание увидеть тебя, что я обещал: как только ты приедешь в Уколово, мы тут же и навестим его.

Воробьевка представляла собой совершеннейшую деревню. Простой двухэтажный бирюзового цвета дом, окруженный роскошным парком, привел Петра Ильича в восторг. Что за уютное убежище для стареющего поэта!

Фет – приятной наружности старик с окладистой седой бородой и большими добрыми глазами – встретил их с распростертыми объятиями. Раньше Петру Ильичу не приходилось встречаться со знаменитым поэтом, творчество которого он очень любил, и он нервничал перед знакомством. Но Афанасий Афанасьевич был столь доброжелателен и прост в обращении, что волнение быстро исчезло – точно они были давними друзьями.

Когда-то в «Русском вестнике» Петр Ильич читал воспоминания Фета и, судя по ним, решил, что как человек он не особенно интересен. Однако напротив: Афанасий Афанасьевич показал себя приятным, полным оригинальности и юмора собеседником.

Не менее очаровательна была и его жена – Мария Петровна. Она не отличалась красотой, зато между супругами царили с первого взгляда заметные взаимные уважение и любовь.

– Как, должно быть, приятны прогулки в вашем парке! – выразил свое восхищение Петр Ильич. – Я видел его мельком, но совершенно очарован.

К его удивлению Фет лишь пожал плечами, а Мария Петровна с улыбкой заметила:

– Да Афанасий и не гуляет никогда: целыми днями сидит дома и диктует перевод Марциала или стихи. Разве что изредка выйдет на балкон – и все.

Как можно жить в столь поэтичном месте и не пользоваться этим? Будь у Петра Ильича такой парк, он бы по полдня в нем проводил.

– Кстати, о стихах, – сменил тему Николай. – Не прочитаете нам что-нибудь новое, Афанасий Афанасьевич?

Петр Ильич с укоризной посмотрел на брата – сам он терпеть не мог подобные просьбы. Но Фет встретил предложение благодушно, прочел немало стихотворений, поражая молодостью и свежестью своей музы. А больше всего Петр Ильич был тронут стихотворением, поднесенным ему лично:

– Тому не лестны наши оды,

Наш стих родной,

Кому гремели антиподы

Такой хвалой.

Но, потрясенный весь струнами

Его цевниц,

Восторг не может и меж нами

Терпеть границ.

Так пусть надолго Музы наши

Хранят певца,

И он кипит, как пена в чаше,

И в нас сердца!

Этот поэтический дар был дороже всех венков и сувениров, получаемых на концертах.

Два дня спустя, распрощавшись с братом и пообещав впредь бывать почаще, Петр Ильич уехал в Каменку. Понесенная семьей утрата ощущалась здесь на каждом шагу. Постоянно казалось, вот сейчас появится Саша, улыбнется, скажет что-нибудь ласковое, спросит, как дела… Но она не появлялась, и только Лева, всякий раз по привычке поворачивавшийся спросить о чем-то жену, вздрагивал, вспоминая, и с потухшим взглядом опускал плечи.

***

Едва Петр Ильич вернулся в Майданово, как к нему явился с донесением следователь.