Музыка души

Петр Ильич снова принялся хохотать, позабавленный подготовкой Моди к роли его биографа.

Вопреки ожиданиям автора, премьера прошла с большим успехом. Композитора шумно и единодушно начали вызывать уже после второго акта.

На спектакле присутствовал Илья Петрович. Вместе с Модестом они сидели в ложе, наблюдая оттуда ликование зрителей.

– А скажите, папенька, – заметил радостный Модест, когда публика снова начала требовать автора на сцену, – что, по-вашему, лучше для Пети: переживать этот успех или, будучи чиновником, получить орден Анны первой степени?

Как ни рад был Илья Петрович за сына, он все же сожалел о загубленной юридической карьере. И, секунду подумав, он с сожалением ответил:

– Все-таки Анненская звезда лучше.

Оно было бы и спокойнее, и надежнее, чем артистическая слава, которая сегодня есть, а завтра нет. Но уж что сделано, того не воротишь. И в любом случае Илья Петрович никогда не принуждал своих детей к чему бы то ни было против их воли.

Отзывы прессы были и многочисленны, и разноречивы. Кюи, как всегда, обругал, зато Ларош признал представление «Опричника» истинным событием, «явлением в высшей степени отрадным». Прочие критики колебались между этими противоположными мнениями. Но никто не мог быть так суров к опере, как сам автор. Она казалась ему настолько плохой, что с репетиций он сбегал, чтобы не слышать ни одного звука, а на первом представлении готов был провалиться от стыда. И даже восторженные отзывы московских друзей не смогли изменить его мнения. На третий же день после премьеры он уехал в Италию.

Крайнее недовольство «Опричником» поселило в сердце уныние и отчаяние в своих силах. Но лишь на короткое время. По возвращении из-за границы Петра Ильича уже переполняло лишь одно нетерпеливое желание: доказать всем, и в первую очередь себе, что он может больше. Партитура «Опричника» казалась ему грехом, который нужно поскорее искупить, виной перед собой и перед другими, которую надо во что бы то ни стало загладить. Средство для этого существовало одно – написать другую оперу. Скоро подвернулся и случай: дирекция Русского музыкального общества объявила конкурс на сочинение оперы «Кузнец Вакула».

Не сразу Петр Ильич решился взяться за эту работу, опасаясь, что она пропадет даром: только опера-победитель могла быть поставлена на сцене. Тем не менее с предложенным либретто он ознакомился и был им очарован. Убедившись, что у него не будет конкурентов из композиторов равной ему силы, Петр Ильич принялся за задачу, совершенно влюбленный в нее, и уехал работать к Кондратьеву в Низы, сопровождаемый новым слугой по имени Алеша. Михайла, отказывавшийся покидать Москву, вместо себя предложил своего младшего брата, совсем еще мальчишку – милого и услужливого.

Работая с вдохновением и любовью к новому детищу, Петр Ильич закончил партитуру «Воеводы» к концу августа. И тут он обнаружил, что перепутал сроки конкурса и слишком поспешил: до объявления результатов и возможной постановки оперы оставался целый год. Он страшно расстроился: его сжигало нетерпеливое желание поскорее увидеть свое произведение на сцене. Никогда еще он не был так доволен новым сочинением и с тем большим нетерпением жаждал узнать реакцию публики.

***

В сентябре Петр Ильич снова сменил квартиру: поселился там же, на Малой Никитской, но в другом доме. Жилищем он остался доволен, радостно сообщал всем знакомым, что переехал. А когда его спрашивали:

– Что же, хорошая квартира?

Петр Ильич, оживляясь, искренне отвечал:

– Да! Замечательно, уютно, такая маленькая, низенькая, темненькая, ничего не видно, такая прелесть!

Спрашивающий после этого смотрел с недоумением.

Анатолий добился-таки своего: его перевели служить в Петербург, и Киев, который хотелось посетить, чтобы дать отдохнуть расстроенным нервам, утратил вместе с отъездом брата большую часть своей прелести.

Все больше беспокоил Модест, радостно сообщивший, что его на год отправляют за штат. Хотя чему тут радоваться! Нужно добиваться положения на службе, а он занимался не пойми чем! В актеры вдруг решил податься! Петр Ильич отругал брата на все корки, запретив даже и думать об актерстве, но поощрил его литературную деятельность: Модест взялся заменять Лароша в «Голосе» музыкальным рецензентом. Петр Ильич похвалил его первую статью – на самом деле замечательную, – подчеркнув, что служба литературному труду не помеха.

Сочинение фортепианного концерта утомляло до изнеможения. Это было его первое крупное фортепианное произведение, и сказывалась неопытность в подобном роде музыки: приходилось постоянно принуждать себя измышлять фортепианные пассажи. Хотелось закончить поскорее, чтобы Николай Григорьевич сыграл новое произведение в своем концерте.