Музыка души

Успокаивали и новости из Москвы: Рубинштейн уверял, что он может отдыхать и лечиться, сколько понадобится – место в консерватории останется за ним.

Вот только ситуация с Антониной отравляла настроение. Модесту, сопровождавшему ее к Ипполиту, невестка показалась хорошим человеком, и он выражал надежду, что, если ее немного перевоспитать, она могла бы стать Петру Ильичу неплохой спутницей жизни. От одной только мысли об этом ему сразу становилось плохо, о чем он тут же и написал брату, прося забыть подобные надежды.

А больше всего мучила мысль, что родные презирают его за слабохарактерность и глупость. Ведь, положа руку на сердце, во всей истории виноват был он один – он сам поощрил влюбленную девушку, сам довел ситуацию до женитьбы. Он совершил безумный поступок, а братья теперь расхлебывали его последствия.

Их тщательно продуманные планы смешала Александра.  Из письма сестры Петр Ильич с ужасом узнал, что покинутая супруга поселилась в Каменке и обласкана там всеми обитателями, начиная с Саши. Более того, сестра отругала его за жестокость к бедной женщине и надеялась на их воссоединение. Стало абсолютно ясно, что Антонина так ничего и не узнала, и Петр Ильич написал ей сам, расставляя все точки над «i». А заодно – и Александре, посыпая голову пеплом, обещая всячески материально обеспечить жену, и одновременно пытаясь вызвать у сестры жалость:

«Пусть ты права, что у нее доброе сердце, пусть я кругом виноват, что не умел оценить ее, пусть это правда, что она любит меня, - но жить с ней я не могу, не могу, не могу. Требуй от меня, какого хочешь, удовлетворения для нее; по возвращении в Россию, я буду ей давать две трети моих заработков, я скроюсь в какую угодно глушь, я готов сделаться нищим, словом, что угодно, – но, ради Бога, никогда и не намекай мне, чтоб я возвратился к Антонине Ивановне».

Присутствие Антонины в Каменке означало невозможность бывать там самому. Более того, все – даже дети! – были уже в курсе и осуждали его. Мысль о том, что Каменка потеряна навсегда, была невыносима.

Первой сдалась Антонина: написала, что ей теперь все равно, и пусть он делает, что хочет, она не будет препятствовать, и вообще не собирается становиться для него обузой.

Наконец, Саша уступила и признала необходимым удаление невестки из Каменки. Безмерно любившая брата, она не хотела становиться для него причиной беспокойств и нового нервного срыва. 

Глава 11. Новый этап

В Швейцарии Петр Ильич пробыл недолго, решив, что путешествие в Италию прекрасно развлечет его и даст возможность все забыть и развеяться. Однако он глубоко заблуждался: в Италии отчаяние напало на него с новой силой. Посреди шумного оживленного Рима он теперь с тоской вспоминал о тихом, мирном Кларане, где так хорошо работалось. Каждый грохочущий экипаж приводил в состояние тихого бешенства, каждый крик, каждый звук раздирал нервы. Масса людей на улицах злила до того, что любой встречный казался врагом. Нет, надо возвращаться в Кларан – вот только проводит Анатолия и сразу вернется.

Брат всеми силами старался развлечь его, таскал по выставкам, галереям, историческим памятникам, благо в Риме они встречались на каждом шагу. Поначалу прогулки только утомляли Петра Ильича, но постепенно он втянулся и начал восхищаться грандиозностью и красотой дворца Цезарей, живописностью и богатством истории города. Все это было столь величественно, прекрасно и громадно! К тому времени, как братья покинули Рим, Петр Ильич почти полюбил итальянскую столицу.

Венеция восхитила еще больше, хотя и немного разочаровала своей дороговизной. А главное, наконец-то вернулось стремление к работе, которая всегда была для него лучшим лекарством, и Петр Ильич усердно взялся за «Евгения Онегина», заканчивал Четвертую симфонию, готовил переводы по просьбе Юргенсона. Он настолько пришел в себя, что мог наслаждаться театром, и в Венеции они с братом постоянно ходили в оперу.

Единственное, что здесь раздражало – это продавцы газет, повсюду кричавшие о турецкой победе. Почему они не сообщают о реальных русских победах, а привлекают покупателей вымышленными турецкими? Почему в Европе так ненавидят Россию? Однажды Петр Ильич не выдержал и, поймав одного из газетчиков, начал ему выговаривать:

– Ma dove la vittoria?![20]

Оказалось, под победой тот разумел турецкое известие о какой-то рекогносцировке, где несколько сот русских будто бы были побиты.

– Так разве ж это победа? – продолжил Петр Ильич грозным тоном.