Музыка ночи

И где-то невдалеке я расслышал неприятные скребущие звуки, как от скрипа ногтей по грифельной доске (они-то меня и разбудили). Я стал искать их источник и заметил тень, мимолетно скользнувшую за окном. И снова – противное царапанье. С трудом продираясь сквозь тягучий воздух, я приблизился к окну. В руке у меня был пистолет, а в нем – три патрона. На двух окнах я различил параллельные царапины – стекло было забрызгано чем-то напоминающим чернила моллюсков. Попытка выглянуть наружу не дала ничего: луна на небе не светила, не обнаружилось и звезд. Темень стала такой густой, как будто я находился на дне океана. Я бы не удивился, если бы на меня начал изливаться жидкий мрак, медленно затопляя особняк Молдинга.

Итак, стекло пробито. Если в дом, отодвинув через дыру шпингалет, пролез я, то это же самое мог проделать любой. Например тот, кто скребется и царапается.

Но кто же он?

И я получил ответ на свой вопрос – сперва в виде звука. Я услышал глубокий вдох, быстро сменившийся мелким принюхиваньем. Похоже, кто-то уловил мой запах.

Секунду спустя к оконному полотну, в невыносимо тоскливом вожделении распялив тонкие конечности, припал серый, морщинистый силуэт. Обвислая дряблая кожа сочилась гнойными трещинами, а пальцы смахивали на суставчатые иглы. Размером существо было с человека – только безволосого и безглазого. Плоский нос беспрерывно подергивался. Вот неторопливо раскрылся узкий рот, беззубый и красный, и из него выстрельнул отросток, похожий на мясистую трубку с десятками крохотных шипов. Язык ударил по стеклу, оставив на нем похожий на чернила осадок.

Снова принюхиванье, и создание сменило позу, придвинувшись к пробитому стеклу.

Серая рука незряче ощупывала полотно и добралась до пробоины, полностью ее загородив.

Я решил открыть огонь, но раздумал. Вдруг тварь не одна?

Какие еще ужасы я могу привлечь грохотом выстрела? Да и патронов было в обрез, а сейчас разжиться ими негде.

Я попробовал найти другое оружие. На столе Лайела Молдинга я заметил шпажку для накалывания бумаг – разумеется, тупую с боков, но остротой все-таки не уступит шилу. Ее-то я и вонзил в серую руку, и хотя из раны не выступила кровь, рот твари распялился в немом страдании. Я ткнул шпажку еще несколько раз, пока существо не отдернуло свою длань, распоров ее об уцелевшие в раме куски стекла.

Наконец, оно отступило в темноту и исчезло.

В доме имелись внутренние ставни. Судя по пыли и трупикам насекомых, ими редко пользовались, но я закрыл их и запер – все до единого. Стоит ли говорить, что в ту ночь я не спал, а мучительно дожидался рассвета. Когда в щели начал просачиваться мутноватый свет, я едва не расплакался от облегчения (я безумно боялся, что после беспросветной ночи уже никогда не увижу дневного света).

Я распахнул ставни. По траве стелился ровный белесый туман, и утреннее солнце подсвечивало серо-красные тучи.

Более красивого вида я не лицезрел, пожалуй, никогда.

16

И я сразу же приступил к работе. Сперва я изучил архитектурный план особняка и измерил комнаты. Я замерил их шагами, сверяя габариты каждого помещения. Видимо, в силу везения я начал с кабинета (или же это было последнее хватание за рациональность и логику в мире, который трещал по швам). Изначальные замеры показали, что кабинет теперь не столь длинный, каким был прежде, да и книжные стеллажи отстоят от стены примерно на семь футов. Еще час ушел на то, чтобы установить, каким образом подступиться к закутку, что скрыт за полками.

Я начал возиться с полками и вдруг обнаружил механизм: простой рычаг, спрятанный за пышно оформленным первым томом гиббонской «Истории заката и падения Римской империи» (формат – кварто[64], 1776 – книжные премудрости, похоже, начали передаваться и мне).

Я тронул рычаг, и часть стеллажа с отчетливым щелчком сместилась в сторону. Прежде чем расширить зазор, я сделал паузу. Неизвестно, что там могло скрываться: смрад разложения? одна из тех мерзких, пышущих жаром тварей? а может, и некий Мальстрем – водоворот, бурлящий между вселенными?

Любопытство возобладало, я заглянул туда и увидел тайную комнату с квадратным столом и единственным стулом с прямой спинкой. На столе в подсвечнике красовалась незажженная свеча. Кое-как втиснувшись в зазор (в комнатке царил полумрак, поскольку вход то ли из-за устройства, то ли из-за дефекта механизма был узким и не пропускал внутрь свет), я нашарил в кармане спички и зажег фитилек.

В помаргивающем пламени свечи моему взору предстала оккультная библиотека Лайонела Молдинга. Фолианты были столь древними, что несли на себе печать чего-то запретного и нечистого.