Музыка Ренессанса. Мечты и жизнь одной культурной практики

Начало такого процесса характеризует эпоху Ренессанса. Процесс этот стимулировался сознанием того, что пространство звучания теперь обрело качественно новую значимость. Отныне создателям музыкальных произведений надлежало композиционными средствами (игрой консонансов и диссонансов) создавать определенные ожидания, и творческая работа над этой задачей стала движущей силой произведения. Всё это означало, что произведение в небывалой прежде мере было ориентировано на восприятие слушателем. Композитор словно бы просчитывал существование слушателя как определяющей величины, и все произведение было обращено к нему как своему собеседнику. В этом смысле чрезвычайно показательны некоторые (уже пояснявшиеся) особенности композиций 1420-х годов. Использование фобурдона в communio «Мессы Святого Иакова» Дюфаи (сочинена, вероятно, в 1426 году) точно так же свидетельствует об интересе к инстанции слушателя, то есть воспринимающего субъекта, как и впечатляющее подчеркивание слов in sede beata («на престоле блаженная») в мотете Данстейбла «Sancta Dei genitrix», который был написан для литургии в День Всех Святых [Dunstable 1970: 119ff.].

Пример 6. Джон Данстейбл. «Sancta Dei genitrix», такты 140–147 (цит. по изданию: [Dunstable 1970]). – Трехголосный мотет Данстейбла «Sancta Dei genitrix», написанный ко Дню Всех Святых, сохранился в составе Моденской рукописи (см. ранее рис. 15, где представлена страница из ее указателя). В конце мотет выстроен как бы уступами. Перед взволнованным «amen» звучат, оформленные в единый гомофонный блок, слова «in sede beata»; благодаря паузам и смене мензуры они резко выделены на окружающем фоне и дополнительно подчеркнуты при помощи фермат (coronae). Такая техника иногда встречается в XV веке; она обозначается термином noema.

Новая ориентация музыкального произведения на слушателя соотносится, как уже было сказано, с новой ориентацией живописного полотна на зрителя, достигаемой при помощи прямой перспективы; последняя, заново организуя изображаемое пространство, не постулирует фундаментальную смену восприятия, а зримо ее обнаруживает. Для сравнения здесь можно упомянуть обильно представленные двухголосные мадригалы Якопо да Болонья (их сохранилось около 20), которые являют собой своеобразный аналог пространственных экспериментов Джотто и его окружения. В первых десятилетиях XV века ориентация на реципиента стала контролируемым модусом изображения, получив математическое обоснование у Филиппо Брунеллески (около 1413) и Леона Баттисты Альберти (1436). Новое подчеркивание субъекта как инстанции восприятия (а значит, как инстанции художественного произведения) присутствует в различных контекстах – к в трактате Альберти о живописи («Della pittura», 1435) с его риторической подосновой, так и в философии языка Лоренцо Валлы («Dialecticae disputationes», 1439). Для последнего конститутивным центром является воспринимающий индивидуум, что, впрочем, несколько затемнено амбициозными нападками автора на философию Аристотеля. Пересмотр соотношения между консонансами и диссонансами, который очень скоро (и только на первый взгляд неожиданно) привел к упорядочению каденций, к разработке их типов, можно трактовать как часть широкомасштабных и многоаспектных перемен. В ходе этих перемен весьма заметная роль принадлежала музыке, уже по той причине, что пространство и время в ней соединяются непосредственным образом, доступным чувственному восприятию. Хронологически эти процессы совпали с (упоминавшимися ранее) попытками описать в словах не музыку как таковую, а восприятие какой-то определенной музыки. Обратимся вновь к тому пассажу из поэмы «Защитник дам» («Le Champion des dames», 1441–1442) Мартина Ле Франка, о котором мы уже говорили в главе о новом ощущении истории. Сочинитель не только описывает вполне конкретную музыку, но и характеризует смену техники (у Дюфаи и Беншуа) как смену навыков композиции, что непосредственно сказывается на восприятии со стороны слушателя:

Car ilz ont nouvelle pratique
De faire frisque concordance
En haulte et en basse musique,
En fainte, en pause et en muance.
Et ont prins de la contenance
Angloise et ensuÿ Dunstable
Pour quoy merveilleuse plaisance
Rend leur chant joyeux et notable[69]

[Le Franc 1999: 68].