Один из работников открыл плетеную дверь, зашел в дом и увидел, что почтенный Хон и две его дочери неподвижно лежат на полу[154], а на глазах у них слезы. Работнику стало жаль семью, он быстро вышел, приготовил жидкую кашу, принес ее и ушел.
Почтенный Хон посмотрел на старшую тринадцатилетнюю дочь и сказал:
– Дети мои, будете есть эту кашу? Уже шесть дней мы трое ничего не едим и учимся терпеливо переносить голод. Вот уж и смерть близка, разве не жаль потраченных усилий? Сейчас мы съедим миску этой каши, и, конечно, было бы неплохо, чтобы тот человек и впредь продолжал приносить ее нам. И все же, начиная с завтрашнего дня и потом каждый день, разве мы сможем вынести такой позор?
В то время, пока почтенный Хон говорил, его младшая пятилетняя дочь, почувствовав запах каши, приподняла голову, пытаясь встать. Но старшая дочь, ласково похлопывая младшую сестру, уложила ее, успокаивая:
– Спи, спи…
Когда на следующий день работники пришли в дом еще раз, все уже были мертвы.
И не было среди услышавших эту историю таких, кто не заплакал бы. А каково же было тем работникам коптильни, которые стали свидетелями произошедшего?
Это уже слишком! Бедность! Хотя мой дом тоже страдает от бедности, но по сравнению с достопочтенным Хоном, мне не на что жаловаться.
Неизвестный автор
Остров восхода Луны
Одна знатная семья из юго-восточного района Ённам на протяжении поколений копила богатства, размер которых перевалил за миллион золотых слитков.
Место, где она проживала, с трех сторон было окружено отвесными скалами, а впереди, по направлению к селению, протекала большая река. Во владении семьи насчитывалось более двухсот домов со слугами и лично-зависимыми крестьянами. И хотя у этих толстосумов скопились огромные богатства, они поколениями оставались жить в глухой провинции, а все их родственные отношения по линии брака ограничивались деревенскими чиновниками, и никому не удавалось пробиться в столицу – Сеул. Поэтому они очень желали завязать знакомство с влиятельными фамилиями, а на деле все не выходило.
А тут у одного важного лица из расположенного неподалеку от города Ульсан случился траур, и из столицы приехал аристократ-янбан[155] по имени Пак Кёри, который приходился племянником тому лицу, чтобы лично заниматься устроением всех церемоний траурной процессии.
Как раз в ту пору, однажды на песчаном берегу, в противоположной от селения Кангён-ни стороне реки, показалась процессия во главе со всадником на прекрасном скакуне в сопровождении крепких слуг, которая на судне стала переправляться через реку. После того, как судно причалило к берегу, с него сошли люди, и неожиданно всадник предстал перед воротами дома богача. Как только он сошел с лошади и показался у крыльца, его тут же встретил хозяин, одетый в платье и шляпу, как того требовал этикет, и произнес:
– Кто вы, достопочтенный господин, и по какому делу изволили пожаловать?
Гость сообщил, что он – племянник вельможи из Ульсана и продолжил:
– Сейчас у нас начальный период траура, на послезавтра назначен выход похоронной процессии с выносом тела. Думаю, на один день процессия должна остановиться в вашей местности. Могли бы вы предоставить на время пару домов для слуг и принять процессию на одну ночь?
Хозяин ответил, что даже если бы не такой повод, он все равно давно ждет случая сблизиться с влиятельной семьей, чтобы в подходящий момент показать свои возможности. Теперь же, даже без необходимости прилагать значительные усилия и тратить большие средства, представился такой случай. Разве это не то, чего он ждал с нетерпением? Поэтому, конечно, он с огромной радостью выражает свое согласие.
Гость, несколько раз поблагодарив, договорился о дне визита и уехал.
В тот же день хозяин приказал старшему слуге освободить три-четыре больших дома, начисто прибрать их и заново оклеить бумагой двери и окна. Еще приказал приготовить место для отдыха носильщиков похоронных носилок, комнаты для размещения знати, ширмы и навесы от солнца, даже распорядился о блюдах для приема гостей. В назначенный день вместе с сыновьями и племянниками, надев, как полагается, костюм и шляпу, он приготовился и ждал.
Уже начало смеркаться, когда, наконец, показалась траурная процессия. Во главе ее шел изгонявший духов ряженый в красных одеждах и маске, а больше половины следовавших за носилками были важными лицами из соседних селений. И из канцелярии губернатора, и из штаба войск – все присутствовали в процессии; чиновники в шелковых шляпах и синих мундирах на белых лошадях ехали рядами; слуги и работники сопровождали их. Процессия растянулась вдоль берега реки на двадцать корейских верст. Были пригнаны более десяти больших кораблей, на которых все вскоре переправились. Как только траурные носилки были доставлены до предназначенного для них места, сразу громкое рыдание плакальщиков потрясло Небо. Затем, погоняя лошадей, подъехал вельможа по имени