Музыканты в зеркале медицины

3 мая 1844 года Шопена постиг еще один тяжелый удар судьбы — смерть отца. В лице отца он потерял опору и друга, к которому всегда мог обратиться за советом и помощью. Подавленность и отчаяние Шопена в эти недели очень ярко передает Жорж Санд в книге «История моей жизни»: «Несчастью его не было предела, я отчаялась найти средство, способное остановить нарастающую нервозность. Смерть его друга, врача Яна Матушинского, а вскоре и смерть отца, явились для него страшными ударами. Он не был способен представить себе эти чистые безгрешные души в лучшем мире, его мучили лишь кошмарные видения. Я вынуждена была проводить все ночи в соседней комнате… чтобы прогонять призраков, которые мучили его во сне и в бреду. Мысль о собственной смерти ассоциировалась у него с суеверными представлениями славянской мифологии… Его окружали призраки, они звали его… его приводили в ужас их бесплотные лица, он пытался защититься от их ледяных рук, душивших его». Когда Жорж Санд стало ясно, что Шопен потрясен настолько, что даже не может написать письмо родным в Варшаву, она сама написала его сестре Людвике Еджеевичовой и просила ее приехать в Ноан. До этого Жорж Санд, правда, написала успокоительное письмо матери Шопена, но в письме Людвике она была более откровенна: «Вы увидите, что мое дорогое дитя очень страдает и найдете его совсем не таким, как в прошлый раз. Только, прошу Вас, не ужасайтесь так уж состоянию его здоровья — за те шесть с лишним лет, что я его знаю, он, в основном, всегда был таким: каждое утро у него случается довольно сильный приступ кашля; каждую зиму случаются два или три более серьезных кризиса, но такой кризис продолжается лишь несколько дней; время от времени он испытывает невралгические боли — это его обычное состояние. В остальном легкие здоровы и его нежная конституция серьезно не пострадала. Я надеюсь, что со временем он окрепнет, и уверена по меньшей мере в том, что при правильном образе жизни и хорошем уходе он сможет прожить не меньше, чем любой другой». Шопен смотрел на вещи примерно так же: «Я пережил столько более здоровых и молодых людей, что кажусь себе почти бессмертным». Радость встречи с сестрой придала ему новые силы. В августе и сентябре 1844 года Людвика и ее муж провели несколько недель в Ноане и на обратном пути в Варшаву проводили Фредерика в Париж. Шопен пребывал в наилучшем расположении духа, что следует из его письма Жорж Санд, отправленного в Ноан 23 сентября: «Добавлю лишь, что чувствую себя хорошо и остаюсь Вашим искренне окаменелым ископаемым Шопеном».

По-видимому, в этот период, его туберкулез затаился. Скорее всего, мягкий, умеренный климат Ноана благотворно сказался на течении болезни, что не раз подчеркивала Жорж Санд: «Две недели благотворного тепла дают ему больше, чем любые лекарства». Однако заключение доктора Папе, сделанное после обследования в 1845 году, согласно которому все внутренние органы Шопена здоровы, а его жалобы «несут на себе печать ипохондрии», безусловно, не соответствовало действительности. Правда, бесспорно и то, что субъективно его физическое самочувствие существенно зависело от психического состояния. Это видно хотя бы из того, что достаточно было приехать сестре, чтобы он вновь обрел силы и мужество. Жорж Санд писала Людвике: «Заверяю тебя, что ты — самый лучший врач, какого он только может себе пожелать. Достаточно заговорить о тебе, чтобы он тут же вновь обрел волю к жизни».

Зимние месяцы в Париже все больше превращались для Шопена в непосильную нагрузку. Он с тревогой стал ощущать внутренний холод. Как-то, пребывая в меланхолическом настроении, он сказал по этому поводу: «Наверное, я смогу согреться только в могиле». Врачи строго предписывали ему тепло одеваться, и, похоже, он тщательно выполнял эти рекомендации. В письме от 5 декабря 1844 года он так повествовал об обеде с друзьями, куда один из них привел своего толстого сынишку: «Он был розовый, свежий, теплый и с голыми ножками. Я же сидел желтый, вялый, замерзший и в трех парах фланелевых кальсон под брюками». Зима 1844/1845 года в Париже было особенно суровой и холодной. В столице свирепствовал грипп, и Шопен заболел тяжелым бронхитом, который можно интерпретировать как результат неспецифической вирусной инфекции.