Музыканты в зеркале медицины

Нет сомнения в том, что ее великая любовь охладилась под влиянием противоречий и семейных неурядиц. Постоянно происходили стычки между Шопеном и Морисом, будучи судьей которых она неизменно принимала сторону сына. Все же главную роль в том, что разрыв между Шопеном и Жорж Санд стал неизбежным, суждено было сыграть Соланж. Она обручилась с Фернаном Прео, небогатым дворянином из окрестностей Ноана, и весной 1847 года вместе с ним и матерью прибыла в Париж, где должна была состояться свадьба, против чего Шопен также не имел возражений. Но здесь появился Огюст Клезинжер, «отставной кирасир, ставший великим скульптором», который пожелал вылепить бюсты матери и дочери. По ходу дела Соланж стала его любовницей, а когда Жорж Санд не сразу согласилась на их брак, Клезинжер вынудил ее дать согласие, грубо пригрозив похищением. Морис, живший в Париже и поддерживавший регулярные контакты с Шопеном, получил от матери следующие инструкции: «Ни слова Шопену об этих делах, они его не касаются». Свадьба состоялась 6 мая, но уже на следующий день молодожены так поскандалили с Жорж Санд, что она их выгнала из дому. Когда они после этого появились в парижской квартире Шопена, тот был неприятно удивлен, узнав, что его попросту проигнорировали и ни о чем не поставили в известность. Шопен всегда симпатизировал Соланж, она также отвечала ему взаимностью, и он написал письмо Жорж Санд, в котором открыто принял сторону дочери. Это привело к окончательному разрыву в августе 1847 года. Как следует из различных писем Жорж Санд, она уже давно была убеждена в том, что за этим покровительством в действительности стояла зарождающаяся любовь Шопена к Соланж. «Стоит ему ее увидеть, и он готов на все, он не моргнув глазом разнесет все на своем пути», — писала она Эманюэлю Араго. При такой интерпретации событий она воспринимала поведение Шопена как духовное предательство. Ее резкое прощальное письмо заканчивается такими горькими словами: «Прощайте, друг мой, желаю Вам поскорее излечиться от Ваших страданий и искренне надеюсь на это. Я буду благодарить Бога за столь гротескный финал такой исключительной дружбы. Давайте иногда знать о себе. Ко всему же остальному еще раз возвращаться не имеет смысла». Шопен оставил это письмо без ответа. Тайна любви к Жорж Санд в сердце Шопена навсегда останется для нас нераскрытой. Ясно лишь то, что встав на сторону эгоистичной и корыстной Соланж, которая, возможно, ради собственной выгоды сумела опутать его чарами кокетства, Шопен потерял в лице Жорж Санд верного и преданного друга. На этом также завершился самый счастливый период его жизни, когда он мог свободно заниматься музыкальным творчеством — после разрыва с Жорж Санд его жизнь превратилась скорее в существование. Примечательно, что Жорж Санд продолжала им интересоваться и очень тепло вспоминала о нем. И Шопен не мог забыть о ней — локон ее волос он постоянно перекладывал из старой записной книжки в новую, в том числе и в 1849 году, последнем году своей жизни…

Последние годы

Теперь состояние здоровья Шопена ухудшалось непрерывно. Уже зимой 1846 года появились основания серьезно опасаться за его жизнь. В начале мая 1847 года произошло новое опасное обострение. Делакруа записал в своем дневнике за 9 и 10 мая: «Бедное дитя болеет уже восемь дней и очень тяжело… Заходил сегодня к Шопену, но он меня не принял». Эти приступы, которые называли то «гриппом», то «астмой», раньше проходили через пару дней. Однако теперь обострение продолжалось больше недели без видимого улучшения. Похоже, что он уже начал к этому привыкать, так как в декабре 1847 писал родным в Варшаву: «Эта зима не столь неприятна Многие болеют гриппом, но мое покашливание уже стало для меня привычным и я боюсь гриппа меньше, чем холеры. Я время от времени отхлебываю из бутылочки с гомеопатическим лекарством, даю много уроков музыки дома и пока держусь на поверхности». Примерно так же он писал Соланж: «Я кашляю и очень много времени уделяю урокам. Я редко выхожу на улицу, потому сейчас для меня там слишком холодно. Кроме того, у меня моя привычная одышка». После разрыва с Жорж Санд он на всю оставшуюся очень недолгую жизнь остался в подобном положении. По свидетельству его ученика Матиаса, вид Шопена в то время был «жалок». Он волочил ноги при ходьбе, «спина его был сгорблена, голова наклонена вперед». Если во время урока с ним случался приступ кашля, он терял способность разговаривать. Ему становилась все более ясной вся безнадежность положения, он начинал понимать, что смерть близка. В ноябре и декабре 1847 года в письмах Соланж он все чаще жалуется на одышку: «Я задыхаюсь, у меня болит голова» или «Я задыхаюсь и желаю вам всего мыслимого счастья». Все биографы сходятся на том, что решительное ухудшение его здоровья совпадает по времени с окончательным разрывом с Жорж Санд, и считают, что, начиная с этого момента, его жизненный путь круто пошел под уклон.