Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Очередь к кресту прошла удивительно быстро, вся толпа в храме мгновенно исчезла, и я остался один на один с отцом Иоанном. Он почтительно, с полупоклоном показал мне рукой на боковую дверь, приглашая за собой. Мы прошли в небольшую комнатку, где кроме белых стен и двух кресел ничего не было. Отец Иоанн опять медлительным жестом пригласил меня присесть и сел сам напротив. – Наслышан о вашей беде, Ваше Величество. Вы только не беспокойтесь, Бог милостив, всё к вам вернётся. Я понимаю, сегодня исповедь у вас вряд ли получится, за два дня вы едва ли смогли много нагрешить, – и священник улыбнулся своей мягкой улыбкой. Глаза его смотрели на меня внимательно и немного устало. – Давайте просто побеседуем.– Спасибо, отец э-э-э Иоанн. Я о многом хотел вас расспросить… Я вчера обедал с Победоносцевым, он мне свою книгу подарил, Московский сборник, кажется. Вы читали? – Нет, не читал, она ещё по-моему из печати не вышла. Но я Константина Петровича знаю давно, и взгляды его мне хорошо известны. – И что вы думаете? – Думаю, что наш обер-прокурор живёт ещё в 18-м веке, а может и в 17-м, а на дворе уже скоро и 20-й начнётся. – Что вы имеете в виду? – Да то, что у церкви нашей много проблем, и как решать их – один Бог ведает. Радует, конечно, что число православных христиан быстро увеличивается, и они составляют большинство населения империи. Но вопрос в том, кто они, какие они, действительно ли они верующие люди? – Я удивлённо посмотрел на своего духовника. – Вот возьмём, например, крестьян, – продолжал он. – Вы же знаете, что 80% из них неграмотные, а среди женщин и все 90%. Не читая священного писания, можно ли понять его смысл? Обычный неграмотный крестьянин знает наизусть несколько молитв, которым его родители обучили, при этом смысла их и всего Христова учения не понимает и даже в Отче наш делает ошибки. Поэтому он и смотрит на священника не как на духовного отца, а как на сборщика особого налога – церковного. К сожалению, все эти идиллические воззрения на русский народ, как на народ-богоносец, обладающий природной религиозностью, очень далеки от реальной жизни. Помани его, этот народ какой-нибудь хитрый смутьян простым лозунгом – Грабь богатства церковные! – и пойдут грабить, и церкви жечь, и иконы рубить, и вся эта благостная оболочка сползёт с этого народа, как и не было. При этом, поймите меня правильно, я наших рядовых батюшек нисколько не виню, они в поте лица зарабатывают хлеб свой. Знаете ли какой казённый оклад получает обычный священник? 300 рублей в год – в гоод! А дьякон всего-то 150 целковых, меньше подсобного рабочего. А десятки тысяч батюшек вообще ничего из казны не получают. Поэтому и пускаются во все тяжкие, требуют уплаты за каждое своё действие, крещение или освящение, и разводят скотину и огороды распахивают. Поэтому и не идут в священники молодые и талантливые … Вот мне на прошлой неделе сообщили, что из последнего выпуска одной из сибирских семинарий ни один, ни один в приход служить не пошёл. Оно и понятно – сейчас в стране множество возможностей появилось, и соблазнов тоже. Да и те, кто принимают ношу сию больше думают, как свои семьи прокормить, чем о духовном служении. А если мы сами гореть не можем, как можем мы других зажечь? – Отец Иоанн горестно вздохнул. – А с образованным классом… тут другая проблема. Верить в Бога не модно стало… – А что произошло? – Я сам долго над этим размышлял. Тут много причин – и успехи науки, конечно… Многие делают из этого вывод, что человек с помощью науки может стать всемогущим и никакой Бог ему не нужен. Но главное не в этом. Наши образованные слои, и дворянство, и купечество, и интеллигенция так называемая, не видят в церкви нравственного ориентира, независимой, чистой и незапятнанной силы, служащей Богу одному и никому боле. Вот мы говорили о бедственном положении рядовых священников, а разве так живут епископы и митрополиты? Они получают из казны в десятки, в сотни раз больше рядового батюшки. Вот и соревнуются они, самые главные наши церковные иерархи не в том, как подать пример аскетизма и благочестия, а в том, каких лошадей прикупить и в какой-нибудь разукрашенной таратайке прокатиться, чтобы другие завидовали. Разве можно верить таким, можно ли им поверять печали и грехи свои и ждать от таких духовного напутствия? Нет, конечно. Наоборот, образованное сословие считает верхушку нашей церкви государственными чиновниками от религии, заботящимися только о собственном кармане. Каков поп, считают они, таков и приход, и каковы начальники, таковы и подчинённые. – Отец Иоанн замолчал, было видно, что он серьёзно расстроен. – А сколько ты получаешь, и тебе можно верить? – подумал я, а вслух сказал: – Константин Петрович мне обещал представить предложения по повышению роли православия… – Что же, – отозвался духовник, – надо посмотреть, почитать. Только вот, сдается мне, что кроме расширения сети церковно-приходских школ в ущерб земским, да ужесточения цензуры, он вряд ли что-то другое предложит. – А вы чтобы посоветовали? – Если б я знал средство для излечения от всех этих болезней, то давно бы… – Отец Иоанн махнул рукой. – – Я понимаю, если всем священникам платить достойное содержание, никаких денег не хватит. И всё же церковь должна иметь в государстве отдельное значение, быть отдельной духовной силой. Есть же среди нас истинные подвижники, не сребролюбцы. В Оптиной пуcтыни, например, целый куст, целый букет истинно святых людей; старца Амвросия, который Достоевского наставлял, уже нет с нами, но остались Нектарий, и Варсонофий, и многие другие. Вот бы вам с супругой вашей поехать к ним, поговорить, посоветоваться? – Я кивнул головой, и на этом наш совершенно не похожий на исповедь разговор закончился. Я встал, неуклюже потянулся к наставнику и вновь поцеловал его руку. А затем быстрым шагом пошёл в столовую.