Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

До дворцовой церкви было совсем не далеко. Я вошёл и внимательно осмотрелся: да, я не ошибся, она была переделана из одного из залов дворца и имела совсем не церковный вид. Белые колонны упирались в лепнину козырька, где заканчивался первый этаж дворца, и далее полукруглые окна уходили ввысь к расписному потолку, с которого на длинной штанге свисала огромная люстра; на ней горело бесчисленное количество свечей, электричество сюда, видимо, ещё не провели. Слева толпились люди, весьма многочисленная обслуга дворца, как я понял. При виде нас они низко поклонились. Мы встали на свободное место справа, никто из собравшихся не приблизился к нам на расстояние меньше трёх метров. Пространство перед нами перегораживал выдержанный также в белых тонах невысокий алтарь с иконами, возле него напротив двустворчатой дверцы царских врат уже стоял священнослужитель в белой с золотом рясе. Держа в руке ленту, которая полукругом свисала с плеча его роскошного одеяния, он возгласил красивым басом что-то вроде: – Благослови, Владыко! – Все перекрестились, я тоже. – Вот видишь, – шепнула мне Аликс на ухо, – дьякон уже литургию начал, а мы опоздали и проскомидию уже пропустили. – Я промолчал, она, судя по всему, знала все обряды и саму службу до тонкостей. Стоя лицом к алтарю, дьякон басом продолжал вещать по-церковнославянски, прерывая себя возгласом: – Господи, помилуй! – Все крестились, а хор из-за моей спины и откуда-то сверху чисто и слитно подхватывал его призыв. Понимая лишь отдельные слова, я потерял счёт времени, моя правая рука двигалась автоматически, а сам я унёсся далеко, обратно в тот сон, который не успел досмотреть утром. Пространство передо мною с алтарём и царскими вратами разорвалось как холст на старой картине, и я снова увидел себя солнечным летним днём под Москвой, около нашей дачи. Все деревья и кусты вокруг стали как будто выше ростом, со мной были мои мама и папа, красивые, весёлые и совсем еще не старые. Мы шли по лесной дороге к пруду, где я учился плавать, и солнце косо светило нам через прозрачные кроны берёз и масляные лапы елей. Я быстро разделся и бросился в воду, которая мягко обняла меня с головы до пяток. – Коля, что ты делаешь, остановись, – закричала мама с берега, – ты же плавать ещё не умеешь, там глубоко, назад! – Я видел, как отец стал поспешно сбрасывать с себя одежду. А я плыл дальше и дальше, и пруд уже казался бесконечным, и я понял, что я не вернусь.