Мы, Божией милостию, Николай Вторый…

Не прошло и часа, как он вновь остановился на неказистой и совершенно очищенной от народа станции, с кривоватой надписью Клинъ на белом здании вокзала. От небольшой группы военных и штатских отделился высокий и прямой человек в гвардейском мундире и держащая голову вниз прелестная женщина в нежно-голубом, почти белом платье. Погода явно испортилась, начал накрапывать дождь, и двое гвардейских офицеров высоко держали над головами этой пары чёрные зонты до тех пор, пока они не поднялись по откинутой лесенке в двери салона. Великий князь Сергей Александрович и его жена Елизавета Фёдоровна полностью соответствовали описанию Аликс, которое она поведала мне в первый же день нашей встречи. Он – прямой и негнущийся, держащий голову неестественно высоко, что неизбежно создавало впечатление высокомерия и неоправданного превосходства, и она – в невесомом платье из бело-голубых кружев с тонким одухотворённым лицом, живым и печальным одновременно. Несмотря на то, что дядя интересовал меня больше всего, я не мог оторвать взгляда от тёти-кузины Эллы. Нечто завораживающее, прекрасное и трагичное было во всём её облике, казалось, у этой женщины нет тела, а есть только нежная, ранимая и благородная внутренняя сила, которая, как из зазеркалья, сверкала ясным и чистым светом в её глазах. Сёстры (а я не забыл, что Элла – родная старшая сестра Аликс) обнялись и поцеловались. Дядя Сергей подал мне руку и посмотрел на меня сверху вниз, близоруко щурясь. – Да, только лорнета ему не хватает, – подумал я, – или монокля на худой конец. – Мы сели с Сергеем Александровичем на один диван, а сёстры на другой. Аликс моментально отбросила свой холодный и неприступный вид и живо и весело начала что-то рассказывать Элле. Сергей Александрович прочистил горло и покровительственно спросил меня: – Ну что мой любимый племянник, mon cher ami, как ты себя чувствуешь накануне этого великого события? – Говоря по-русски, он сильно и несколько нарочито грассировал, общаясь ко мне не иначе как «любезный дг’уг», и называя свою жену «моё дитя». – Я ответил нечто неопределённое. – А твой ушиб, – он кивнул в сторону моей головы, – тебя не беспокоит? – Нет, нет всё уже прошло, – быстро сказал я и перевёл разговор на тему, которая меня действительно очень интересовала. – А … скажите, ведь после коронации намечаются народные гуляния и раздача подарков на Ходынском поле? – Да, через два дня в субботу, это славная тг’адиция, славная… Так происходит после всех коронаций. Но в этот раз народу ожидается больше, чем после ког’онации твоего батюшки, и подготовлено 400 тысяч подаг’очных кульков(146). Они такие милые, я лично контг’олировал содег’жание. Одна памятная кг’ужка с вашими вензелями чего стоит! Да там ещё сайка от Филиппова, и сладости, и полфунта колбасы, да ещё ситцевый платок от Пг’охог’овской мануфактуг’ы с вашими, твоим и Аликс, портретами. Пг’елестно! Пг’остой наг’од будет в востог’ге! А ещё будет бесплатное угощение пивом и мёдом, и никакой водки, заметь. – Да, это всё очень мило, – продолжал я, – а всё ли там продумано с точки зрения безопасности? – Там по краю поля постг’оены, вг’еменные конечно, и театг’ы, и лавки, и ларьки для г’аздачи гостинцев. Твоё выступление будет на центг’альной эстг’аде, там же поместится и великолепный ог’кестг’, котог’ый сыграет гимн в вашу с Аликс честь. И не беспокойся, ты будешь всё время окг’ужён подобающей охг’аной. – Я не за себя беспокоюсь… всё-таки огромное скопление людей, может быть полмиллиона придёт народу, а может и больше. Как бы не возникло паники, и они бы не подавили друг друга. – А-а-а, ты об этом? – несколько разочаровано протянул дядя Сергей. – Говог’ю тебе: не беспокойся, обег’-полимейстег’ Власовский знает своё дело. И ему для охг’аны Ходынского поля выделено, не помню точно, несколько сотен полицейских чинов. – Что такое несколько сотен против полумиллиона? Всё может случиться, не дай Бог, паника возникнет, побегут и подавят друг друга. – Ну, хорошо увеличим число полицейских. Казаков, может быть, подошлём. Не волнуйся. – Могу ли считать, дорогой дядя, что вы лично отвечаете за порядок и безопасность во время гуляния? – Я не понимаю, о чём ты говог’ишь, Ники? – возмутился дядя Сергей, на секунду потеряв весь свой апломб, – Что это за личная ответственность? Ты что, меня в тюг’ьму посадишь, если не дай Бог, что случится, меня, твоего дядю? И потом этот тон… Что с тобой происходит? Тебя словно подменили, ты как будто с ума стг’онулся после этого твоего Umfall (несчастного случая). – Сергей Александрович раскраснелся, вечная спесь его куда-то улетучилась, и он от волнения заговорил по-немецки. Аликс и Элла прервали свою беседу и удивлённо уставились на нас. – Разреши откланяться, дорогой племянник, – ледяным тоном и держа голову ещё выше, чем обычно, произнёс Московский генерал-губернатор. – Пойдём, дитя моё, – обратился он к своей жене. И они быстро проследовали к двери, ведущей в великокняжеский вагон. – Ники, -озадаченно проговорила Аликс, – я слышала ваш разговор; такого ещё никогда не было. Ты никогда ничего не требовал от Сергея… Я понимаю, он не самый приятный человек на свете, но ты ведь знаешь, что все великие князья неподсудны, и отвечают всегда и за всё их подчинённые…. Ники, Ники, что ты затеял, – и Аликс с сожалением посмотрела на меня.