Вернувшись в кабинет после литургии, я вновь занялся бесконечными государственными бумагами, и несколько удивился тому, что Сипягин в положенное время не пришёл ко мне для ежедневного доклада. В тот момент, когда я собраться вызвать дежурного офицера, на моём столе зазвонил телефон. Звонок был резким и неожиданным, мне вообще редко звонили, я чуть не подпрыгнул в кресле и быстро взял трубку. Это был Витте. Голос его был спокойным, но высокие тона в конце фраз выдавали волнение. – Ваше Величество, уже почти хотовый проект… э-э-э нашего документа сегодня ночью исчез из моего дома на Каменноостровском проспекте. Я диктовал машинистке вчера до вечера, один экземпляр отправил с курьером Оболенскому для сверки, а другой оставил у себя. А ночью он исчез с моего стола. Машинистку ищут, но не могут найти. Оболенскому я позвонить не могу, у него нет телефона, придётся ехать к нему лично, но тут недалеко, на Лиховский. – Да, всё это странно, очень странно. Пожалуйста, найдите Оболенского и после этого немедленно свяжитесь со мной. – Я положил трубку и решил, что надо немедленно звонить Секеринскому. Я снял трубку, но вместо певучего женского услышал довольно грубый мужской голос: – Станция слушает. – Соедините меня срочно с начальником охранного отделения Секеринским. – В трубке послышалось довольно длительное пыхтение, потом тот же голос прохрипел: – Номер не отвечает. – Этого не может быть! – удивился я. – Не могу знать! – ответила трубка. Я положил телефон на рычаг. Мысли бегали и возвращались к одному и тому же вопросу: –