My Joy (СИ)

Когда-то Доминик и в самом деле был учителем образцовым настолько, насколько вообще мог быть человек в этой профессии. Учитывая всю подростковую злобу, порой граничащую с ненормальным поведением, скептицизм и здоровая доля флегматизма позволяли Доминику справляться с этим достаточно легко.

Единственное, с чем ему не удалось справиться, были сочувствие, забота, нежность, желание разделить переживания. Мэттью вклинился в его жизнь неспешно, но в то же время быстро и накрепко, лишив раз и навсегда возможности избавиться от него, чего и не хотелось.

Добравшись до нужной двери, Доминик распахнул её и застал в кабинете, на свою беду, картину примерно такого содержания, какого и ожидал. Мэттью сидел на широком подоконнике, сжавшись, казалось, вдвое, и изо всех сил старался раствориться в воздухе – так, словно его здесь и не было. Над ним нависал Андерсон, удерживал за плечи и грозился соскользнуть пальцами на оголённую шею. Беллами снял галстук от школьной формы ещё утром, не желая стеснять себя в движениях, и это сыграло с ним злую шутку.

Наблюдать со стороны за развернувшимся представлением было странно. Почти сюрреалистичная картина перед глазами порождала лишь одно желание, почти преступное и ничуть не возвышенное. Руки сами по себе сжались в кулаки, и оставаться незамеченным становилось всё сложнее. Доминик сделал шаг вперёд, пытаясь за раз запомнить как можно больше, надеясь прочувствовать ситуацию и больше к ней никогда не возвращаться. Ему следовало держать себя в руках, что ему всегда удавалось неплохо, и на этот раз холодная голова должна была пригодиться.

Первым Доминика заметил Мэттью. Распахнул глаза, сжал зубы и оттолкнул от себя Андерсона. В его глазах не было сожаления или страха, подобной решительности оставалось только позавидовать. Ховард приложил палец к губам и подержал его в таком положении пару секунд, дождавшись едва заметного кивка Беллами.

– Ты должен вести себя смирно, если не хочешь, чтобы другие узнали о…

– О чём же? – Ховард ступил ближе. – Что вы пристаёте к ученикам и ученицам, мистер Андерсон?

Доминик позволил себе неспешно проследовать в начало класса и остановиться в паре метров от развернувшейся картины, которая, вопреки демонстрируемым эмоциям, порождала только одно желание – защитить того, кто принадлежит тебе, любым из методов, и желательно как можно более жестоким и бесчеловечным. Но на его лице не отражалось ни единой эмоции, он лишь равнодушно разглядывал лицо нового учителя литературы и английского языка и не предпринимал никаких попыток набить ему лицо.

– Я велел заткнуться ему и позволить свершиться маленькому правосудию. Если можно тебе, то можно и мне, не так ли?

– Можно – что? – Ховард сложил руки на груди; он старался не смотреть на Мэттью, сидевшего совсем рядом с Андерсоном и, скорее всего, боявшегося даже пошевелиться.

– Мне огласить весь перечень возможных действий? – в ответ неприятно усмехнулись. – Вряд ли бы мы успели многое, несмотря на то, что наш маленький друг был не слишком против.

Вопреки всему, взгляд устремился на Беллами, тот сощурил глаза и сжал губы в тонкую бледную полоску. Отчаянно захотелось завладеть умением изъясняться одними только жестами или обмениваться мыслями на коротком расстоянии, чтобы успокоить взволнованное сердце. Мэттью отвёл взгляд и уставился на вазу с цветами, стоявшую на учительском столе, сосредоточив на ней всё своё внимание.

– Я знаю, кто ты. Стоило мне только сказать твоё имя, и мне сообщили много интересного.

Пол. Это мог быть только он. В тот день брат Мэттью практически клялся и божился, что выбьет из Андерсона дух, а вместо этого вывернул наизнанку всю подноготную, которая его мало касалась.

– Поэтому я волен послать тебя так далеко, как только пожелаю.

– Не нужно приписывать свои грязные дела мне, мистер Андерсон, – Доминик усмехнулся. Он не чувствовал себя в этой ситуации слабым. Его план был идеальным.

На лице тёзки Доминика застыла злобная гримаса. Он хмурился и скалился, всячески желая устрашить своего собеседника. Правда, работало это из рук вон плохо, и хотелось сообщить ему об этом.

– Потому как о ваших наслышаны многие, в том числе и мистер Брикман.

Мэттью удивлённо уставился на Доминика. Он выглядел потерянно и даже испуганно, и явно ничего не понимал. В кабинет вошёл директор школы и неспешно прошествовал к трём участникам небольшого представления, так удачно разыгравшегося в этот солнечный день будто бы специально для того, чтобы наконец утереть нос гадкому во всех смыслах учителю.

– Я долго сомневался, – начал мистер Брикман; он взволнованно утёр лоб белоснежным платком и поправил сползшие на нос очки, – но мне пришлось подойти к данному вопросу со всей ответственностью.

– Не понимаю, о чём речь, – Андерсон продолжал сверлить Доминика недобрым взглядом.

– Именно по причине недопонимания ситуации вы, вероятно, и последовали сюда вместе с мистером Беллами, который ни в коем случае не посмел бы отказать учителю? – директор повысил голос и нахмурился. – Именно поэтому на вас поступило две анонимных жалобы?