My Joy (СИ)

– Думаю, что если бы она узнала о нас, то не отказалась бы от возможности посетить меня лично и попытаться… разобраться в сложившейся ситуации.

– Ненавижу, когда ты так говоришь, – Беллами сел и подобрал под себя ноги.

– Ненавижу чувствовать себя подобным образом, – Доминик тоже сел и облокотился на руки, уставившись в небо. Мутноватые облака обещали забрать немного солнца, давая передышку от невыносимой жары.

– Ненавижу свою слабость. Я ничего не могу сделать.

– Ненавижу, когда ты думаешь, что слаб. Это совсем не так.

Обмен жалобами иссяк так же быстро, как и наполнил разговор негодованием. Всё это копилось не так уж и долго, но всё же должно было излиться в один день.

– Люблю, когда ты говоришь, о чём думаешь.

– Ненавижу, когда мистер Андерсон смотрит на меня, – всё-таки продолжил жаловаться Мэттью.

– Люблю, когда ты злишься. При этом смешно морщишь нос и кривишь губы, думая, что это очаровательно. Это и в самом деле очаровательно.

– Ненавижу, когда в столовой дают холодный чай. Ненавижу, что тебя нет там, когда я хочу купить тебе кофе. Ненавижу, что ты не можешь быть рядом двадцать четыре часа в сутки.

– Детка, – Ховард резко выпрямился и присел ближе, незамедлительно закидывая руку Мэттью на плечо. – В чём дело?

– Я не люблю неизвестность.

– Сначала ты должен убедиться, что твои опасения правдивы. Но прежде чем ты спросишь у Мэрилин, не считает ли она, что мы вместе, хорошенько подумай, – он усмехнулся.

– Дурак, – Беллами толкнул его локтем в бок и фыркнул. Подобная реакция была привычной и в какой-то мере даже полюбившейся – в ней был весь Мэттью.

– Что бы ни случилось, я всегда буду рядом.

– Даже если не сможешь быть рядом?

– Даже в этом случае.

Доминик любил делать это. Он всегда старался сдерживать данные им обещания, потому что никогда не давал их напрасно. Хотелось верить, что на это раз не придётся превозмогать невозможное, чтобы ответить за сказанные слова.

***

Конец учебного года подарил Мэттью уверенность в собственных силах. Он осмелился пригласить Доминика, не забыв заручиться согласием директора, сообщив, что этот год «мог стать последним для Беллами в школе», пускай это и было откровенным враньём. Мистер Брикман, по словам Мэттью, долго разглядывал его через свои смешные очки, то сдвигая их на переносицу, то надвигая как можно ближе к глазам, в конечном итоге разразившись коротким: «Если мистер Ховард захочет». Другие ученики также поддержали подобную инициативу, и в пятницу, третьего июля, все явились на последний урок, который по сути таковым не являлся, в парадной форме, словно празднуя нечто особенное.

Для Мэттью этот день стал особенным хотя бы потому, что рядом был Доминик. Он стоял с другими учителями и изо всех сил старался поддерживать разговор, тогда как взгляд то и дело устремлялся на Беллами, веселящегося в компании школьных приятелей. Незабвенный мистер Андерсон отказывался растворяться в воздухе, маяча перед глазами и периодически ругая особо завравшихся учеников, посему его присутствие стало неважным уже через час.

Странная школьная традиция разрисовывать рубашки друг друга совсем не нравилась ни Ховарду, однажды получившему на подкладе своего пиджака нецензурную надпись, стоило ему оставить этот предмет одежды в классе без присмотра, ни Мэттью, получившему под конец учебного дня несколько посланий, написанных чёрным маркером. Это было забавно, это было памятно, это было… волнующе.

Доминик улыбнулся миссис Томпсон, заместителю директора, одной из своих лучших улыбок, придержал её за талию и получил в ответ целый ворох сплетен за последние две недели. В школе творились странные дела: бюджет упорно распределяли не так, как того требовали другие учителя, директор позволял себе лишнего на собраниях, а ученики и ученицы упорно являлись в школу с родителями, чтобы забрать документы. К тому же, итоговые экзамены ученики одиннадцатого класса, по общим сведениям, должны были сдать из рук вон плохо.

Всё это совсем не волновало Ховарда, только и успевающего кивать миссис Томпсон, пока он неотрывно следил за ошивающимся рядом с учениками мистером Андерсоном. Тот вежливо улыбался девушкам, наклоняясь, чтобы рассмотреть надписи на их рубашках, застёгнутых только на пару пуговиц, а ещё он, что раздражало больше всего, не убирал руку с плеча Мэттью. Заметив один единственный взгляд Доминика, Андерсон сжал пальцы сильнее и ухватил лежащий на столе маркер, начиная что-то выводить на плече Беллами. Подросток, казалось бы, не обращал на него никакого внимания, что-то рисуя на спине Моргана, так удачно, во всех смыслах, подвернувшегося под руку.

Раздражение нарастало вместе с напряжением. Доминик не мог попросту взять и подойти к ученикам, попросту не имея на то никаких оснований. Он был своего рода приглашённой звездой, посетившей частную вечеринку, и единственным его обязательством было вот так стоять чуть поодаль от двух классов, веселившихся в просторном зале, и вести с учителями светскую беседу, от которой сводило скулы из-за желания зевнуть.