Вежливо постучавшись, он распахнул дверь и заглянул за неё, ожидая увидеть кого угодно в такой час. Как правило, он не следил за чужим расписанием, не смотрел высокомерно, если кто-либо опаздывал на занятие и вообще вёл себя максимально отчуждённо в те моменты, когда это было позволительно. Проявлять интерес к чужому распорядку дня казалось чем-то вопиющим, и в ответ он получал то же самое, никогда не удостаиваясь упрёков от господина директора. Сам же мистер Брикман располагался этажом ниже, под самым носом у всех желающих, но добраться до него было не так-то просто.
На Ховарда незамедлительно уставились три пары глаз: две до боли в скулах знакомых и одна – что неудивительно – незнакомая. Доминик вежливо поздоровался со всеми и кивнул миссис Стаффорд, с которой он водил какие-никакие, но приятельские отношения и время от времени был не прочь угостить её чашечкой кофе. Оставшиеся же два учителя сразу же вернулись к своим делам, будто бы никто их ранее и не беспокоил. Внимательно вглядываясь в лицо человека, сидящего за столом, некогда принадлежащему ему самому, Ховард едва сдержался, чтобы не сделать нечто необдуманное.
– Мистер Андерсон?
Мужчина оторвался от лежащего перед ним листка и поднял взгляд.
– Чем могу помочь?
– Хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, если это возможно.
– Я, знаете ли, очень тороплюсь, – он многозначительно дёрнул бровями, – мой урок уже идёт.
– С каких это пор урок литературы стоит третьим по счёту? – Доминик усмехнулся и сложил руки на груди; учительницы, присутствующие в кабинете, мельком посмотрели на него, но тут же вернулись к своим делам, а мужчина, к которому он обращался так непочтительно, встал со своего места и театрально вздохнул.
– Раз уж вы настаиваете.
В коридоре близ кабинета стояла пронзительная тишина, и вряд ли их должен был кто-либо побеспокоить в ближайшие несколько минут. Доминик думал о Мэттью: всё, что он ни совершал в последнее время, так или иначе было связано с подростком. Каждый шаг сопровождался воспоминанием о его улыбке или грустном прищуре; о его осторожных и длинных пальцах, со временем научившихся многому; о его тихих шагах, сопровождающихся поскрипыванием половиц перед спальней. Всё делалось ради него, и даже сейчас, стоя перед человеком, которому хотелось плюнуть в лицо, Доминик изо всех сил держал лицо, пытаясь казаться дружелюбным.
Молчание явно затягивалось, и неловкую паузу решил разбить сам мистер Андерсон, неторопливо поправляющий манжеты своей идеально отглаженной рубашки.
– Вы, должно быть, отец одного из учеников? В таком случае вынужден сообщить вам, что я недостаточно осведомлён об успеваемости каждого из них и вряд ли я смогу вам чем-нибудь…
– У меня нет детей, – прервал его Доминик. – Но у меня есть эти самые данные об успеваемости всех и каждого.
– Тогда я бессилен перед вашей обширной осведомлённостью. Что-нибудь ещё?
Усмехнувшись, Доминик сунул руку в карман брюк и сжал пачку сигарет пальцами, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз курил. Мысль бросить довольно часто появлялась в голове, но недостаточно для того, чтобы начать действовать в нужном направлении. Очередным толчком стало то, что Мэттью стал таскать его сигареты и портить здоровье уже в шестнадцать.
– Я зашёл передать вам привет от Пола Беллами, он мой старый друг – как и ваш, полагаю. Люди иногда поступают необдуманно хорошо, помогая другим обустроиться в этой жизни, и в итоге это оборачивается против них.
– Не понимаю, о чём это вы.
– Думаю, вы очень хорошо понимаете, – вынув руки из карманов, Ховард отвернулся от окна и посмотрел в глаза своему тёзке. – Уверен, вы проворачивали подобное множество раз, в конечном итоге остановившись на одной из учениц, но в этом случае это вряд ли сойдёт вам с рук, я об этом позабочусь, если хоть раз услышу ваше имя.
– Какое тебе дело, приятель? – Андерсон фамильярно фыркнул, резко меняя вежливое обращение на самое простецкое. – Или ты преследуешь свои цели? Кто он тебе?
– Пол – мой друг.
– Он никогда не говорил о тебе, как твоё имя?
– Меня зовут Доминик, ты занял моё место в этой школе, и в моих силах сделать так, чтобы ты его потерял, если продолжишь в том же духе.
– Что ты вообще знаешь обо мне? Ни черта, поэтому иди нахер, дружище.
Развернувшись на сто восемьдесят градусов, он ушёл, следуя по коридору в сторону, как хорошо помнил Доминик, столовой, где в подобное время обычно никого не было, что автоматически делало приём пищи более приятным занятием, нежели в общую перемену.
«Можно купить вам кофе?» – внезапно всплыло в голове, напоминая о тех самых днях, когда они с Мэттью были практически незнакомы. «Если позволишь купить тебе чай», – эхом отозвалась память. Всё началось совсем не с этого, но избирательность воспоминаний забавляла.
– Мудак, – выдохнул Доминик вслед завернувшему за угол Андерсону.