– Все воспоминания всегда со мной, – он встал, сделал пару неловких движений, чуть покачиваясь, и перебрался к Доминику на колени, обняв его обеими руками. – О Лондоне, о Париже и даже о Монмартре.
Понятия не имея, куда девать руки, Доминик осторожно коснулся обеими ладонями спины подростка.
– Ты пьян?
– Разве что немного. Настолько, чтобы решиться сделать какую-нибудь глупость.
И если главной глупостью вечера был подобный осторожный поцелуй, то Доминик согласился бы всю оставшуюся жизнь заниматься исключительно этим. Краем зрения он заприметил две удаляющиеся фигуры, и спустя несколько секунд они исчезли в палатке, прикрыв за собой импровизированную дверь.
– Теперь мы одни, – прошептал Мэттью. – Я хочу искупаться в озере.
Внезапное предложение ничуть не обескуражило, а напротив – грозило стать достойным завершением чудесного вечера. Изжарив на костре всё, что можно, и выпив всё с градусом выше, чем у сладкой газировки, оставалось только предаться прохладной воде и залечь отдыхать в мягкую траву.
На берегу они молча скинули с себя одежду и под конец раздевания Мэттью стыдливо отвернулся, чтобы стащить оставшуюся часть гардероба. Его смущение только умиляло и даже в какой-то мере забавляло, хотя бы потому, что в следующие полчаса подросток вёл себя так, словно целовался в последний раз в жизни.
– Мне уже нечем дышать, – смеялся он, цепляясь за Доминика руками, то и дело соскальзывая обратно в воду.
– Тогда мы должны прекратить, – бездумно отвечал Ховард, даже не собираясь выпускать того из объятий.
– Нет, мы не должны. В такие моменты мне кажется, что весь мир был бы не против того, что мы вместе.
– По крайней мере, несколько человек точно не против, этого достаточно?
– Нет, не достаточно, – упрямо твердил Мэттью, совсем обезумев от одолевавших его эмоций.
– Может быть, в ближайшем будущем узнает кто-нибудь ещё и нам за это ничего не будет, кто знает? – попробовал ободрить его Доминик, ухватив на руки. Беллами обвил его руками и ногами, как плющ, и отказывался отстраняться до того момента, когда его уложили на одеяло в палатке.
– Мне всё равно, – противореча самому себе, выдохнул тот.
Обнажённый, раскрасневшийся, с мокрыми волосами, облепившими лицо в хаотичном порядке. Только Доминик порадовался тому, что успел включить крошечный ночник, приделанный к основанию палатки, в этот момент его утянули на себя.
– Я и не подумал взять с собой ничего из… вспомогательных вещей, – стыдливо признался он, почувствовав себя подростком, лишающимся невинности в день летнего солнцестояния. Он и в самом деле даже не смел думать о том, что Мэттью решится на подобное, покуда его друзья будут в паре метров от них; должно быть, внимательно вслушивающиеся в тишину жаркой летней ночи, нарушаемую стрекотанием насекомых и взволнованными криками птиц.
Вместо ответа Мэттью продолжил активные действия. Его маленькие руки были везде, как и губы, оставлявшие поцелуй то здесь, то там. Эта возня могла продолжаться сколь угодно долго, если бы не внезапно вклинившаяся в их движения настойчивость с обеих сторон и один единственный стон подростка, разорвавший тишину.
– Чего ты хочешь, детка? – усадив Мэттью к себе на колени, Ховард прижал его к себе и стал водить пальцами по выступающим позвонкам, соскальзывая между ягодиц только на секунду, чтобы вновь вернуться к шее, обхваченной неизменной цепочкой.
– Тебя, – последовал предсказуемый ответ с совсем незапланированным дополнением: – Внутри.
– Дождись завтрашнего дня, и мы сможем сделать всё, что пожелаешь.
– Я хочу сейчас.
Мэттью принялся целовать его, не давая сказать ни слова: в щеки, в нос, с подбородок и наконец в губы, сжимая колени от нетерпения.
– Хочу, чтобы ты был внутри меня, без… каких-либо вспомогательных вещей.
– Но мы не…
– Хочу, чтобы я сам устроился на тебе, чтобы мне было больно, чтобы я двигался так… как… как нравится тебе, – он тяжело задышал и стал запинаться на каждом слове.
– Боже, – Ховард окончательно отдался ситуации.
Возбуждение давало о себе знать, особенно когда об него тёрся разморённый жарой и страстью подросток, желающий получить всё и сразу. Беллами обхватил его член пальцами и принялся двигать ими в одном темпе, не сменяя его так долго, что голова начала кружиться от желания излиться в этот маленький кулак сию секунду. Но почувствовав это, Мэттью убрал руку и вновь навалился на бывшего учителя всем телом, на этот раз желая получить ответную ласку, которую Ховард незамедлительно стал ему дарить. Устроив руки на ягодицах Беллами, Доминик проскользнул между ними и осторожно надавил, не решаясь на большее. Получив судорожный кивок, он повёл пальцами вверх по телу Мэттью и поднёс пальцы к его губам, и тот с готовностью обхватил их, прикрыв глаза.
Настолько порочная картина разрушила в Доминике все оставшиеся преграды, позволяя рукам творить всё то, что они жаждали совершить этой ночью. Спустя несколько минут он убрал руку от горячего рта и опустил её вниз, без каких-либо предупреждений проскальзывая сначала одним, а после и двумя пальцами в горячее и тесное нутро.