My Joy (СИ)

– Вот так, – шептал он, двигая ими в том темпе, в каком хотел бы трахать Мэттью уже не пальцами, – поработай бёдрами.

Мэттью застонал и принялся двигаться, насаживаясь на пальцы хоть и с трудом, но с видимым удовольствием. Они целовались как безумные, не прекращая свою прелюдию, которую в другое время расценили бы как нечто совсем непотребное. Но, кажется, этот вечер и некоторое количество алкоголя сделали Мэттью именно таким, каким он и хотел видеть себя рядом с Домиником – страстным и ласковым. Таким он бывал лишь изредка, когда набирался достаточно смелости, чтобы проявить характер не только в быту, но и в постели, которую они делили уже без малого полтора месяца в том самом, глобальном смысле.

Без каких-либо предупреждений и наставлений Беллами отстранился и слез с коленей Доминика. И уже через мгновение он жарко дышал Ховарду в пах, пытаясь, наверное, отыскать в себе ещё немного нахальности.

– Детка, – прошептал Доминик. Он прикрыл глаза, чтобы дать тому больше свободы, и почувствовал на своём члене первое влажное касание, за которым последовала желанная теснота рта.

Безумство ночи распалялось больше и больше с каждой секундой и минутой. Растянувшись на целый час, прелюдия отказывалась заканчиваться, удерживая в своём жарком захвате и мягко наставляя, что делать дальше. Почувствовав, что всё может закончиться раньше необходимого, Доминик мягко направил Мэттью выше, и тот беспрекословно вернулся вместе с поцелуями к его губам, понимающе глядя в глаза.

– Теперь ты можешь сделать это, – сказал он, облизывая губы.

– Мне нравится, когда немного больно, – кажется, Мэттью говорил эту фразу однажды, или дважды, или вовсе раз сто. Смысл от этого не менялся, он хотел чувствовать себя хорошо, но не был против небольших неудобств, которые сегодня, ввиду отсутствия смазки и чего-либо ещё обязательно будут его преследовать. – Когда ты с силой сжимаешь мои бёдра, наваливаясь сверху… когда…

Он замолчал, обхватив рукой член Доминика, и устроился удобнее. Его пальцы подрагивали от волнения, на лбу выступила испарина, а на губах играла немного нервная улыбка.

– Я хочу, чтобы ты кончил в меня, – сбросив последнее смущение, сообщил он.

Вновь потеряв дар речи, Доминик задумался над тем, чем Мэттью будет способен удивить его в будущем или даже этой бесконечной и прекрасной ночью, наводнённой маленькими открытиями для самих себя.

– А после мы снова пойдём к озеру, – продолжал он, – и уснём поздней ночью, когда костёр окончательно погаснет.

Романтичная картина, представшая перед глазами, никак не вязалась с тем, что делал Мэттью, сосредоточенно раскачиваясь. Его лицо отражало множество эмоций одновременно: он морщился; распахивал рот, чтобы надышаться на час вперёд; стонал на каждый толчок Доминика, решившего не сидеть без дела под судорожно двигающимся подростком; и был готов разрыдаться от счастья, охватившего его.

– Не спеши, – обняв Мэттью, Ховард стал шептать успокаивающие глупости ему на ухо, – тише, детка.

– Мне так хорошо, – вторили ему, задыхаясь от быстроты движений, – почему мне так хорошо?

– Потому что мы делаем всё, что захотим, – шутливо ответил Доминик, попросту не зная, что можно сказать ещё. – Потому я сделаю всё, что ты захочешь.

– Всё-всё? – бездумно спросил подросток; его движения стали судорожней, дыхание сбилось сильнее.

Вопреки желанию обрекать пошлые мысли в слова, с языка слетали только нежности, которые Доминик шептал Мэттью на ухо, прижав его к себе так тесно, что между ними не оставалось ни сантиметра расстояния. Горячая кожа, столь же жаркое дыхание и удивительно сильные пальцы, сжимавшиеся на спине и царапающие ногтями вспотевшую спину. Они перестали двигаться почти одновременно. Доминик, подававшийся навстречу в бесконтрольном темпе, замер и позволил Мэттью закончить всё так, как они оба хотели.

Ни к какому озеру они, конечно же, уже не пошли. Обняв Беллами, Доминик смахнул ладонью пот с его лба и оставил почти целомудренный поцелуй в щёку. Отдышавшись, они стали лениво переговариваться, и через несколько минут Мэттью прошептал:

– Ужасное ощущение.

И начал хихикать.

– Какое?

– Мокрое.

По-дурацки разинув рот, Ховард наконец понял, о чём шла речь. Если бы не смертельная лень, внезапно охватившая его, он, быть может, и смутился бы произошедшему. Вместо этого настроение сделалось лениво-игривым – в подобном состоянии хотелось обрекать всё в незамысловатую шутку.

– Многие находят это в своём роде очаровательным.

– Я нахожу это очаровательным и ужасным.

– Так не бывает.

– Бывает.

Мэттью развернулся в объятьях Доминика и посмотрел ему в глаза.

– Костёр почти погас.

В его взгляде было только одно – полнейшее довольство ситуацией. Сравнение с котом, наконец получившим самый лучший кусочек со стола, было бы уместно, если бы Ховард захотел сообщить об этом Мэттью.

– Тогда спокойной ночи, детка.

– Спокойной ночи.

Обесточив маленький источник света, Доминик устроился удобнее, накрыл их одеялом и прикрыл глаза, едва успев почувствовать, как сбоку прижались и громко засопели.

***