My Joy (СИ)

– Целенаправленно или нет – ты мог бы заглядывать иногда к нам, а также принимать приглашения Мэтта, когда он зовёт тебя зайти.

– Я постараюсь исправиться.

– Ну, – она встала, и Доминик тоже поспешил вскочить на ноги, чтобы соблюсти все приличия, – в любом случае теперь я смогу пригласить тебя только тогда, когда мы с Робертом устроимся на новом месте. Что же касается Мэтта, то ты и так знаешь, что он и до сегодняшних дней неплохо справлялся в одиночку. Мой чудесный старший сын наверное думает, что я уже совсем ни на что не годна и ничего не замечаю.

– Он приходил навещать Мэттью достаточно часто, об этом мне говорил Мэттью, – Доминик отчего-то принялся защищать Пола, удивившись самому себе. – К счастью, мы не пересекались до совместной поездки в Париж.

– К счастью! – Мэрилин рассмеялась. – Именно так можно описать Пола несколькими словами: «К счастью мы не пересекались».

Доминик смутился и, повернув голову, начал рассматривать играющих неподалёку детей. Они резвились на детской площадке, гоняясь друг за другом и ворочая принесённые с собой игрушки, и вызывали умиление. Он вспомнил о тех годах, когда преподавал у младших классов: каждый учитель был для них своего рода рыцарем в сияющих доспехах, всезнающим и готовым прийти на помощь в любой момент. Но иногда всё выходило из-под контроля и разрешать конфликты иногда излишне озлобленных детишек становилось в тягость. Средняя школа в буквальном смысле усредняла гиперреактивность младших и флегматичность старших, именно поэтому он предпочитал вести занятия именно у них.

– Если в один из дней я пойму, что с моим мальчиком происходит что-то не то… например, что он прогуливает школу или чувствует себя несчастным, я первым же делом спрошу об этом тебя, ты понимаешь, Доминик?

Доминик понимал. Он и в самом деле взвалил на себя немалую ответственность, но был даже рад такому стечению обстоятельств, потому как к подобному он был более чем привычен, проведя в стенах различных учебных учреждений большую часть жизни. Привычка отвечать за целые классы породила в нём некое подобие инстинкта, только в данном случае к необходимости опекать и обучать добавилось… кое-что ещё.

– Конечно, понимаю.

– Такие секреты хранить сложно, – они не спеша шли по парковой дорожке. – И моему удивлению не было предела, когда на днях ко мне пришёл Пол и сказал, что кое-что знает о тебе.

Доминик набрал в лёгкие побольше воздуха. На всякий случай.

– И единственной моей мыслью стало не то, что между тобой и Мэттом что-то есть, а то, что об этом знает Пол. Сколько он знает, неделю или месяц? И откуда?

Продолжая молчать, Ховард задавал себе только один вопрос: почему Пол Беллами не сказал ей о рождественских каникулах, в период которых он и узнал кое-что, что ему вовсе не полагалось знать.

– Он ведь совсем не умеет хранить секреты, даже если его об этом сильно попросить.

– Я… – Доминик замер, опустив голову, – я правда не знаю. Мне бы никогда не взбрело в голову посвятить кого-либо в наши с Мэттью дела.

Ситуация грозила перерасти в конфликт, который Мэрилин с лёгкостью бы создала из ничего, если только поскорее не предпринять что-нибудь, насочинять любую чушь и надеяться на счастливый исход.

– Он ничего не сказал? Может быть, это его предположение, или он перепутал нас с кем-то, ведь мы с Мэттью почти никуда не выбираемся, только и делаем, что читаем и готовимся к новому учебному году…

Он бы и дальше продолжил нести бессвязную чепуху, если бы не рука Мэрилин, взвившаяся в воздух и замершая в полуметре от его лица.

– Перестань, Доминик. Это может быть фантазией Пола, а может ею и не быть. Должна ли я беспокоиться, что он знает или нет, я решу сама.

– Не должна, – всё же посоветовал он, делая последнюю попытку отговорить её от серьёзного разговора со старшим сыном, в результате которого она могла узнать много нового, в том числе и такого, что ей не сильно понравится.

– Хорошо, – быстро кивнув, она зашагала прочь.

Оставляя после себя, как это часто бывало в последнее время, подвешенную ситуацию.

***

Доминик знал, что рано или поздно подобный день настанет, и с волнением ждал этого последние две недели, совершив то, что не делал уже… лет пятнадцать. Вспоминать те два раза, когда он и Хейли напились до такой степени, что наутро обнаружили себя в объятьях друг друга, он не то чтобы не любил. Ему было откровенно стыдно даже по прошествии такого количества времени, и он подумать не мог, что когда-нибудь случится и третий. Но он случился, сопровождаемый кристальной трезвостью и повышенной нервозностью. Позабыв наутро всё то, что произошло вечером, Доминик даже не пытался вспоминать, полагая, что так будет спокойно не только ему, но и самой Хейли, которая до сих пор не могла смотреть ему в глаза дольше десяти секунд.

Был полдень, и он занимался самым благороднейшим из всех занятий – крепко спал, видя странный сон. Его разбудил вибрирующий где-то под кроватью телефон, а после и звонок в дверь, и было несложно предположить, что это был один и тот же человек, имя которому всегда было одно – Хейли.