Мы начинаем в конце

Сама она буравила глазами спины шедших впереди. Хороша компашка: Мэри-Лу без конца оглядывается ни них с Робином и фыркает, Эмма и Келли обезьянничают, рядом топает паршивец Генри со своими приятелями. Сучьи дети! Когда они вступили на школьную территорию, когда Мэри-Лу шагнула к стайке одноклассников и опять зашептала, холодный свинец, которым словно налились вены Дачесс, вдруг стал плавиться. Все уставились на нее, только уже не захихикали, а заржали в открытую, чтобы потом гадливо отвернуться.

Дачесс ринулась было к обидчикам, но Робин схватил ее за руку, удержал своим «Пожалуйста, не надо!».

Она опустилась коленями в траву.

— Робин.

Он начал было лепетать, Дачесс провела ладонью от его лобика к макушке, откидывая кудри, останавливая.

— Ну-ка, Робин — кто я?

Он взглянул ей прямо в глаза.

— Ты — та, что вне закона.

— И что это значит?

— Что насмешек ты ни от кого не потерпишь.

— Никто не смеет нами пренебрегать. Я тебя в обиду не дам. Потому что мы с тобой одной крови.

По глазам Робина Дачесс поняла: ему страшно.

— Иди-ка в класс. Ну, давай же.

Она его легонько подтолкнула, и Робин покорился — неохотно, явно волнуясь и оглядываясь, побрел к зданию начальной школы.

Дачесс встала в полный рост, сбросила рюкзак, едва не прожгла Мэри-Лу взглядом, чтобы через мгновение двинуться к ней. Девчонки расступились. И Эмма, и Келли, и Элисон Майерс — все были наслышаны о Дачесс.

— Может, и мне свою хохму расскажешь, Мэри-Лу?

Сбежались мальчишки, стали плотным кольцом.

Мэри-Лу не смутилась, не попятилась. Она даже ухмылку сохранила.

— От тебя мочой воняет.

— Что?

— Ты в постель мочишься. Всё, хватит с нас. Больше тебе в нашем доме не жить. Мама сегодня утром твое постельное белье в стирку отправила — я сама видела. Ты обмочилась, как старая маразматичка.

Прозвенел школьный звонок.

Никто не двинулся с места.

— Ну да, так и есть.

Вокруг зашептались, захихикали. Послышались возгласы, но Дачесс не разобрала слов.

— Ты это признаешь?

— Конечно.

— Видишь, Келли? Я правду говорю, — выдала Мэри-Лу и хотела уже идти в класс вместе с остальными.

— А сказать, зачем я это сделала?

Все разом повернули головы.

Не представляя, чего ждать, Мэри-Лу напружинилась.

— Я это сделала, чтобы твоего папашу от своей постели отвадить.

Гробовое молчание.

— Ложь, — выдохнула Мэри-Лу.

Келли с Эммой попятились от нее.

— Врешь, дрянь, гадина! — взвизгнула Мэри-Лу и бросилась к Дачесс.

Мэри-Лу умела толкаться и пихаться, да еще, пожалуй, дергать за волосы. Этим арсенал ее приемов ограничивался. Что на школьном дворе можно нарваться на ту, которая вне закона, ей и не снилось.

Дачесс вырубила ее одним резким ударом.

Мэри-Лу рухнула на колени. Блеснул в траве выбитый зуб, изо рта закапала кровь. Завопили многочисленные свидетели.

Невозмутимо, сверху вниз, Дачесс смотрела на свою жертву, почти желая, чтобы Мэри-Лу встала на ноги, чтобы можно было продолжить.

Но Мэри-Лу не встала. Зато прибежали взрослые — двое учителей и директор. Увидели Мэри-Лу с окровавленным ртом, отметили и хищный взгляд, и усмешку пришлой хулиганки. Потащили Дачесс в школу, принялись звонить Прайсам и Шелли.

Дачесс оставили одну. В ожидании решения она мечтала: вот бы в коридоре возник Хэл, разрулил бы ситуацию, подтер, где Дачесс напачкала. В окне синело небо Монтаны. Дачесс думала об Уоке, гадала, каково кейп-хейвенское небо сегодня утром, когда снова всё изменилось.

Вошел мистер Прайс, обнимая за плечи плачущую жену.

— С нас довольно, мы их у себя дома больше не потерпим, — повторяла миссис Прайс, всхлипывая. Казалось, будь в ее силах умертвить Дачесс взглядом, она бы это сделала.

Мистер Прайс тоже разок сверкнул глазами, и Дачесс показала ему средний палец.

Шелли шагнула к ней, обняла. Дачесс замерла, не ответила объятием.

Потом взрослые долго совещались в директорском кабинете. Золоченая табличка на двери была с виду такая тяжелая, что Дачесс казалось, она и звуки не пропускает. Сквозь невнятный гул прорывался только один голос — высокий, резкий. Миссис Прайс выстреливала фразами вроде «вон из моего дома», «никаких «еще на одну ночь» и «безопасность моих детей — это главное».

В кабинет вызвали Дачесс. Она чуть не столкнулась с выходившими Прайсами. Оба отвернулись, словно Дачесс и не жила с ними под одной крышей.

Шелли спросила, правда ли это — насчет мистера Прайса. Дачесс ответила честно: нет, это неправда, она обвинила мистера Прайса в домогательствах, чтобы Мэри-Лу заткнулась. Шелли защищала Дачесс, до последнего не сдавалась, хоть и понимала, что все бесполезно.

Директор бушевал. Бросался ничем не подкрепленными утверждениями: у них в школе, мол, жестокости места не было, нет и не будет, и такие, как Дачесс, им тут не нужны.

Для баланса Дачесс и ему показала средний палец.

— Ты в порядке? — спросила Шелли, когда они вышли во двор.

— Жива — и ладно.

Дачесс не хотела оставлять Робина в школе одного.

За весь путь до дома Прайсов она больше ни слова Шелли не сказала.