Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Этот защитный инструментарий, который в то же время открывал возможности, не минимизировал те виды неравенства между указанными людьми, порождаемые обладанием материальными благами и профессиональными регалиями. Сочетание защитных мер и неравенства выступало для этих людей стимулом делать больший упор на личные усилия и инвестиции, рассматривая их как нечто формирующее их судьбы и статусные позиции. Многие утверждали, что упражнялись в бережливости, и мало кто хвалился тем, что никогда не брал кредитов. Те же, кто это делал, подчеркивали, насколько скрупулезно они эти кредиты погашали. Насколько можно понять этих людей, все они добились успеха своими силами. Конечно, этот процесс облегчали те ресурсы, которые кто-то из них получал от родителей и банков, однако они считали этот момент едва достойным упоминания в сравнении с их собственными начинаниями. Финансируемые государством образование и профессиональная подготовка, гарантии занятости и механизмы страхования способствовали тому, что они развивали и применяли собственные навыки, однако они считали (если вообще уделяли внимание этому моменту) такие институты фоновыми факторами, тогда как их собственные инвестиции приобретали преувеличенное значение. Те, кто хорошо учился в школе, выстраивал хорошие социальные взаимосвязи, приобретал профессиональные навыки и покупал жилье, гордились, что у них хватило ума и решимости упорным трудом нажить собственные состояния.

Хорошим примером этого является история одного вышедшего на пенсию педагога-дефектолога. За исключением скромных пенсий, которые получали он и его жена, все их богатство составлял собственный дом. Если бы им в старости понадобился специальный уход, они могли с прибылью его продать. Дом представлял собой старый амбар, когда-то купленный ими в неотремонтированном состоянии, его приобретение было оплачено за счет кредита, который они почти выплатили. Они взяли этот кредит только тогда, когда мужчина получил работу: это дало банку гарантию, что ссуда будет выплачена полностью. Они обновили дом силами членов семьи и друзей, на протяжении многих лет посвящая ремонту выходные и летние отпуска. «Мы создавали ценность нашим собственным трудом, – говорил герой этого сюжета, – и наши усилия были вознаграждены: иначе мы бы не смогли позволить себе этот дом».

Как и других парней схожего социального происхождения, его отправили в ремесленное училище, а за этим последовала подготовка по профессии печатника, которой больше не существует. Уже работая, этот человек пошел учиться в вечернюю школу, чтобы получить аттестат о полном среднем образовании, который в дальнейшем мог позволить ему поступить на бесплатное место в государственный университет и получить профессию учителя, чего он всегда хотел. Затем он воспользовался возможностями государственной программы подготовки педагогов-дефектологов. Преуспев в этой профессии, с годами он получал все более ответственные задачи и поднимался вверх по зарплатной шкале. Когда этот человек размышлял о прожитой жизни, в его рассуждениях опять возникал дом. «Наш уровень жизни постепенно повышался до той точки, в которой мы сейчас находимся, а живем мы хорошо, – говорил он. – Я – сын механика. Сегодня я однозначно средний класс. Но если бы я продолжил делать то, чему меня изначально учили, и не проявлял активность, используя предоставленные возможности и выполняя свою работу хорошо, я никогда бы не добился того, что есть у меня сейчас».

Ситуация выглядела совершенно иначе, когда я спрашивала пенсионеров об их выросших детях, многим из которых приходилось с трудом сводить концы с концами. Для пенсионеров это обстоятельство сложно совмещалось с тем духом инвестирования, который обрел для них реальность благодаря механизмам, созданным в послевоенной Германии. В затруднениях своих детей они подозревали их слабости и неудачи. Эти дети, в отличие от их родителей, выросли в достатке и так и не приобрели правильного понимания ценности денег и упорного труда. Столкнувшись с головокружительными искушениями консюмеризма («не поверите, как много игрушек у внуков»), они быстро начали брать кредиты, ничего предварительно не скопив. Пенсионеры уделяли много внимания той помощи, которую они предлагали своим детям, иногда противопоставляя ее собственному гордому ощущению независимости. Если у них и было какое-то беспокойство по поводу собственного будущего, то оно было связано с общими угрозами вроде политических изменений и нагрузки на государственную пенсионную систему. Однако страхи за детей настраивали их против тех самых консолидирующих риски и регуляторных институтов, которые придали силу их собственным инвестициям. Одна пара, чья берлинская квартира за последнее десятилетие вдвое выросла в цене, убежденно заявляла: «Такой пузырь на рынке недвижимости – это очень плохо для общества, но хорошо для наших детей: они получат замечательное наследство, в котором так отчаянно нуждаются».