Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Еще один пример обреченных на провал стратегий собственности дает постсоциалистическая Румыния, где после краха социализма земля вернулась прежним владельцам, но ее ценность упала настолько, что стала вытягивать из них средства. Те, кто получил землю в собственность, должны были ее возделывать, даже если в конечном итоге это обходилось дороже, чем просто приобрести то, что на ней выращивалось. Обремененные рисками и долгами, эти люди приходили к тому, что использовали свою собственность для приобретения социального статуса вместо материальной уверенности – не говоря уже о тех преимуществах, которые давала финансовая пирамида «Каритас». В начале 1990-х годов она втянула население Румынии в инвестиционное безумие, подкрепленное риторикой о формировании нового среднего класса. Инвестиции в нее стали привлекательными из-за стремительного роста инфляции, который уничтожал ценность пожизненных накоплений. Благодаря пирамиде «Каритас» румыны приняли условия двух переходов: во-первых, от идеи экономики, планируемой и управляемой политиками, к экономике, функционирующей посредством абстрактных сил, а во-вторых, от труда как единственного законного источника дохода к воспроизводству денег посредством финансовых схем. Никто не понимал, каким образом их инвестиции принесут результаты, и все же люди приучались доверять рынку, который функционирует без их ведома, а фактически и доверять ему свои сбережения. Когда пирамида рухнула, они узнали и о том, что их сбережения могут исчезнуть. Только на сей раз они больше не могли обвинять в этом политическое руководство – им оставалось пенять лишь на собственный неправильный выбор[53].

Обращая внимание на такие страны, как Китай и Румыния, где частная собственность была восстановлена сравнительно недавно, антропологи заставляют нас более тщательно наблюдать за стратегиями собственности там, где они воспроизводились на протяжении многих десятилетий. Истории успеха наших родителей, бабушек и дедушек, для которых приобретение материальной и нематериальной собственности способствовало их восходящей социальной мобильности, придают ей солидный облик. Но ее придаток в виде страховых полисов, девальваций валюты, финансовых кризисов, подъемов и спадов напоминает нам о том, насколько хрупкими в действительности являются основы собственности. Сегодня мы уже не так радуемся, когда берем тридцатилетнюю ипотеку, как могли бы радоваться наши родители, и не так самодовольны, представляя себе, что готовит нам наша старость, даже если мы предусмотрительно на нее откладываем. Какими бы при этом ни были наши надежды и мечты, нас одновременно преследует страх, что наши перспективы будут более мрачными, если мы не станем ничего делать. Идеология частной собственности, и правда являясь благим делом, как и идеология масштабного среднего класса в качестве основы для уверенности людей в своих силах, пожалуй, утратила часть своего блеска. Но даже будучи сильно измотанными инвесторами, мы все равно остаемся ими: мы просто действуем в условиях ограничений, которые становятся более явными.

III. Слишком человеческое

Немногие исследования американских пригородов удостоились такой же славы, как опубликованная в 1967 году работа Герберта Дж. Ганса «Левиттаунцы». Обосновавшись в недавно построенном пригороде Нью-Джерси Левиттауне, Ганс развенчал широко распространенные представления о послевоенных пригородах как однородных и конформистских районах, описав ту энергию, с которой левиттаунцы организовывались вокруг множества проектов и проблем. Однако разнообразие, которое Ганс обнаружил в семейной, социальной и религиозной жизни Левиттауна, тяготело к двум более определенным позициям, когда речь шла о школах. Главным притягательным моментом этого сообщества были его благоприятные возможности для владения жильем. Изначально новые левиттаунцы не беспокоились по поводу школ, пребывая в убеждении, что они будут не хуже своих соседей, дети которых уже посещали эти школы. Но если принадлежавшие частным владельцам дома не отражали слишком значительные различия между соседями, то в школах была обратная ситуация. Более обеспеченные люди вскоре стали отправлять своих детей в близлежащие частные школы, считая, что они давали лучшее образование. Это привело к нервозным вспышкам частного инвестирования в образование, которые не шли на пользу духу сообщества. В переиздании своей книги 1982 года Ганс описывает, как, совершив визит в Левиттаун спустя два десятилетия после первоначальной полевой работы, он обнаружил, что «теперь сообщество предстает совокупностью отдельных домохозяйств, полностью посвятивших себя собственным заботам, – как и представители американского среднего класса в любом другом месте»[54].