Мы никогда не были средним классом. Как социальная мобильность вводит нас в заблуждение

Что же такого есть в образовании, что заставляет средний класс относиться к нему с таким вниманием? В предыдущей главе было описано, каким образом институт частной собственности побуждает трудящихся инвестировать в воплощаемую им уверенность в условиях, когда вещи, за которые приходится конкурировать каждому, оказываются в дефиците. Затем эти инвестиции прокачиваются через финансовый рынок, рост которого дестабилизирует условия, способные помочь людям обрести желанную для них уверенность. А в этой главе я хочу показать, как те же самые силы, которые угрожают ценности собственности, приобретаемой трудящимися для своих домохозяйств, активизируют их инвестиции в человеческий капитал. Сообщества объединяются, чтобы наращивать материальные и человеческие преимущества и способствовать преобразованию одних в другие, тем самым извлекая выгоду из своих приобретений. Однако принуждение к инвестированию, лежащее в основе этих инициатив, также усиливает конкуренцию между разными группами, изолирует семьи друг от друга, а иногда даже настраивает их друг против друга, исчерпывая их общие ресурсы. Тем временем узы, связывающие членов семьи в их устремлении к человеческому капиталу, мобилизуются для поддержания более масштабного процесса экономического накопления. Как следствие, семейные скрепы демонстрируют физический и моральный износ доходности этих инвестиций – ненадежных и недостаточных.

Эту идею можно прояснить на примере моего собственного этнографического путешествия. В свои аспирантские годы я решила исследовать два еврейских поселения на Западном берегу реки Иордан: национально-религиозный Бейт-Эль и более крупный и более плюралистичный Ариэль. Поселения, зажатые между палестинскими городами, которые были заняты Израилем после 1967 года, обычно рассматриваются сквозь политическую призму: поселенцы считаются людьми, намеренно оккупирующими земли и реализующими колониальные устремления. Более циничные комментаторы утверждают, что поселенцы не преследуют более возвышенных целей, нежели частное жилье, которое они никогда не смогли бы себе позволить в городах на основной территории Израиля. Рассматривая мотивы поселенцев для переезда на Западный берег, я обнаружила нечто менее уловимое: желание построить что-то новое, жить среди единомышленников, обладать хорошим качеством жизни, правом голоса в обществе и средой, где можно реализовать собственные ценности и привить их своим детям. Все так же изолированные от палестинцев Западного берега, чьи собственные ресурсы истощались из-за расширения инфраструктуры поселений, поселенцы присвоили пространство, где они могли вне политики размышлять о достижении этих целей[55].

Как и в Левиттауне, толчком и поворотным моментом для роста поселений на Западном берегу выступало образование. Этот процесс начался в 1970–1980-х годах, после того как на протяжении ряда лет стандарты государственной школьной системы Израиля были скомпрометированы политикой, направленной на интеграцию детей из малообеспеченных семей без достаточных бюджетных компенсаций. Новые школы в отдаленных поселениях обладали преимуществом в виде более щедрого государственного финансирования, которое распределялось на меньшее количество учащихся, причем только на тех из них, чьим родителям хватило инициативы и материальных возможностей для переезда ради будущего их детей. Большинство поселенцев, с которыми я разговаривала, вполне недвусмысленно объясняли свой переезд на Западный берег тем, что они инвестировали в образование своих детей.

Для подкрепления этой цели многие поселения изначально прошли предварительную проверку, и это гарантировало, что у их жителей есть хотя бы какие-то собственные ресурсы и возможность направлять государственные субсидии на строительство частных домов в энергично развивающихся сообществах. Первые поселенцы ощущали себя достаточно комфортно в материальном отношении, чтобы избегать показного потребления и восприниматься в качестве первопроходцев и политических субъектов, с которыми необходимо считаться. Направляя доходы от своей работы в Иерусалиме и Тель-Авиве в новые пригородные районы, они могли приступать к воспитанию хорошо образованных детей в среде, где (если не учитывать, какой ценой это обходилось для палестинцев) их социальные, моральные или религиозные ценности будут получать большое уважение, а порой и вознаграждение в виде характерных для данного сообщества рабочих мест и почетных званий.