Мы остались молодыми…

Углубляемся подальше от шоссейки в лес и останавливаемся на большой привал. Все очень устали после болота. Раскладываем на траве для просушки портянки. Волка ноги кормят, нам они нужны еще больше.

ежу закрыв глаза, сна нет. Лёгкие шаги Клавы.

– Марат, ты спишь? – тихо спрашивает она.

– Сплю…

– Нет не спишь, почему вы мне не доверяете?

Это что-то новое. Клава иногда ставит нас в тупик своей «железной» логикой.

– Меня ни разу не назначили на пост! Кроме своего маленького узелка я ничего не несу: я вижу, с каким трудом вы поднимаете на плечи свои мешки. Я иду в середине, меня все опекают! А ночью, на болоте, Петрович отобрал даже рацию и несёт сам.

– Стоп, стоп, – прерываю я её вовремя, – рацию взял Петрович, он твой начальник и поступает, как находит нужным. А на посту стоять тебе нельзя – ты несовершеннолетняя! – травлю я напропалую, может поверит.

Клава удивленно смотрит своими красивыми глазами, она обескуражена. Готовые скатиться с её глаз капельки просыхают.

– Марат, можно я лягу к тебе? – она своими неожиданными предложениями может загнать в тупик любого, – мне холодно, у меня только лёгкое пальтишко. Видишь, все спинами жмутся друг к другу – и им теплее. Я, наверное, краснею.

Осторожно оглядываюсь на дремлющих рядом Степана и Иосифа, если они неверно поймут эту просьбу замерзающего человечка, то не дадут мне житья своим острословием.

– Клава дело говорит, – поднимает голову Антон, – сентябрит здорово, по утрам иней, это только ты можешь спать на снегу, а ей холодно.

– Ты не бойся, – ободрённая словами Антона торопится Клава, – я тихонечко сплю, не храплю, как Антон.

Что мне оставалось ответить этой девушке, которая обещала не храпеть?

Ночью из-за болота прошли только половину намеченного пути. По этому большому сосновому лесу, где мы отдыхаем, можно идти и днём. Показываю, как лучше идти с теневой стороны деревьев, не отсвечивать на солнце; пересекать по опушке поляну, не наступать на сучки. Всё было бы гораздо проще, если бы в юности все прочитали Майн Рида, Фенимора Купера или Луи Буссенара.

По карте до железной дороги остаётся меньше километра. Ещё светло. Можно сходить на железку, понаблюдать движение патрулей. Время у нас есть. Доносится тонкий протяжный свисток.

– Что это? – прислушивается Николай, – свисток судьи? Немцы в футбол играют?

– Это паровоз, – поясняет Павел, – у фрицев вместо гудка воткнут свисток.

С Антоном уходим посмотреть на железку. Странно, лес подступает почти вплотную к выемке железной дороги. В белорусских лесах по обеим сторонам дороги вырублены деревья на двести-триста метров.

Через кусты видим, как взад и вперёд проходят патрули. В бинокль рассматриваю бункер с щелью для пулемёта. Недалеко от наших кустов парные патрули встречаются, закуривают и расходятся в разные стороны.

Антон шепчет:

– Здесь, где они встречаются, хорошо переходить дорогу, когда они повернутся друг к другу спинами. Между ними и проскользнуть. Собак не видно.

Стемнело. Вступили в свои права ночные порядки. По-тихому идём к железной дороге. Чувства у всех обострены. Обходим сломанное дерево. Остаётся до дороги метров сто.

Вдруг над головой раздаётся леденящий душу крик. Невольно все бросаемся на землю. Подползает Антон.

– Командир, не теряй времени, пошли дальше. Это птица кричала.

– А я думал медведь заорал. Кто там закурил? Чуешь дым. За это голову надо оторвать.

– Командир, это не наши, это чужие, – отзывается Антон, – табак лёгкий, не махорочный. И тянет слева, днём просеку там заметил.

Доносится приглушенный разговор. Очевидно немецкая засада или пост. Поднимаемся и отходим в сторону. Хорошо, что мы идём по азимуту, а не по просекам.

У железки Николай принимает немного влево, а Иосиф вправо с гранатами наготове. Если вынырнут патрули, они их оглушат и ослепят гранатами. Фрицы не поймут, в какую сторону мы побежали.

Но всё проходит спокойно. Дожидаемся очередного состава, и не успевает исчезнуть в ночи последний вагон, как мы все разом, цепью, переходим на другую сторону дороги.

Когда пойдём обратно, в этом месте удобно будет поставить мину и сделать фрицам карусель из вагонов. Небольшой виадук закупорит движение в обе стороны минимум на сутки. Хотя фрицы здорово насобачились разбирать завалы из вагонов.

Всю ночь идём лесом. Тишина ничем не нарушается. Опять попадаются мелкие речушки и канавы. В одной из них делаем большой привал с перекуром. От железки ушли далеко.

Иосиф прикуривает под плащ-палаткой и ворчит:

– Не предупредили заранее, какой будет сигнал тревоги, от того крика и сейчас, как вспомню, кровь в жилах стынет. Тарзан в американском фильме слабее кричал.

Антон старается не смеяться и начинает икать. Толкаю его рукой. Не хватает, чтобы он рассказал о происшествии.

Проходит седьмая ночь пути.

Вечером следующего дня выходим к селу Крымок на правом берегу Тетерева. Все ребята остаются на опушке леса. В село идём вдвоем с Павлом. Село скученное, хаты теснятся друг к другу. Подходим к ближайшей к лесу хатёнке.

– Здоровеньки булы! – приветствую хозяев.