Мы умели верить

Голос в телефонной трубке был невозможно громким.

– Мистер Йель Тишман!

Мужской голос; в нем слышалось обвинение. Если бы Терренс был еще жив, Йель мог бы подумать, что это он прикалывается, изображая какого-то злыдня.

– Чак Донован на проводе. Попечитель, сорвиголова выпуска пятьдесят второго. Я звоню из офиса мисс Пирс, по ее телефону. Мисс Пирс говорит мне, вы ответственны за работу с имуществом Норы Лернер.

Йель встал, огляделся. Бедная Сесилия – этот тип в буквальном смысле распоряжался ее телефоном. Он представил, как она сидит там, закрыв глаза, приложив пальцы к вискам.

– Все верно, – сказал он. – Я координирую…

– Потому что, похоже, возникло недопонимание. Дело в том, что те картины принадлежат моему другу.

Йель взял со стола телефон и попробовал выйти с ним в коридор. Провода хватило только на фут за дверь. Кабинет Билла был открыт.

– Вы могли бы подождать? – попросил он.

Но Донован не унимался:

– Так вот, у нас с мисс Пирс совершенно особые отношения, и что я хочу знать, я хочу знать две вещи. Во-первых, кто отвечает за это недопонимание, и во-вторых, как мы собираемся его исправить?

Йель снял левую туфлю и легонько кинул через коридор в дверь Билла. Появился Роман, а за ним Билл. Они осмотрели туфлю и, подняв взгляд, увидели Йеля, отчаянно им махавшего. Он сказал, чтобы они слышали:

– Мистер Донован, вы сейчас в офисе мисс Пирс? Вы в кампусе?

Билл шлепнул себя ладонью по лбу.

– Я хотел бы пригласить вас в галерею, и мы позовем нашего начальника юридического отдела.

– Отлично, – сказал он. – Отлично. Это то, что я хотел услышать.

Они сумели всех собрать только к половине шестого. Роман ушел домой, но Билл, Йель, Сесилия, Герберт Сноу и Чак Донован – Йель представлял, что это будет пузатый мужлан с красной рожей, но Донован оказался долговязым малым с аккуратными белыми усами – собрались в кабинете Билла, куда его стажер принесла им кофе, к которому Йель не притронулся, поскольку и так был взвинчен. Он успел сказать Биллу о своем промахе в Висконсине. Но умолчал о похмелье и других отвлекающих факторах того утра.

– Я рад возможности обратиться ко всем вам, – начал Донован.

Но Йель охладил его пыл, сказав:

– Завещательный дар – это дело решенное. Отменить его не получится.

Вклинился Герберт Сноу с юридической терминологией, и пока он говорил, Йель переглянулся с Сесилией. У нее был такой вид, словно она готовилась к расстрелу. Они виделись накануне, когда Йель заглянул к ней после звонка доктора Ченга и поделился новостью, и она обняла его, мягко похлопывая по спине. «Теперь тебе просто нужно следовать тем же курсом», – сказала она.

– Меня выставили дураком, – сказал Донован. – Я даю деньги этому университету, я сижу в этом совете, а благодарности особой не вижу. Одной из немногих наград, что мне обещали в обмен на мое значительное время и работу, это какое-никакое влияние. Так вот, я не из тех, кто сует нос в учебный план. Я не собираюсь, к примеру, возмущаться, если вы повесите у себя в галерее обнаженку. Но я должен быть в состоянии, как человек слова, дать обещание другу и знать, что я могу проследить за выполнением этого обещания. Что моей просьбой не пренебрегут. Теперь я выгляжу дураком в глазах друга, моего делового партнера, и это, мягко говоря, заставляет меня задаться вопросом о моих отношениях с университетом в целом.

Йель хотел понять, может ли Сесилия говорить, но вид у нее был опустошенный. По-видимому, она уже сказала все, что могла, у себя в кабинете.

– Я беседую с мисс Пирс, – продолжал Донован, – и полагаю, что все под контролем. Затем я узнаю от моего друга Фрэнка, что заключили сделку, он очень расстроен, но говорит: Ты сделал, что мог, все кончено, пусть так и будет. А затем. Затем! В этот выходной мне звонит Фрэнк, который узнал через дочь, что вы оцениваете эти картины в миллионы долларов.

– Мистер Донован, – сказал Билл, – я понимаю вашу озабоченность. Но теперь эти три миллиона долларов перешли в собственность Северо-Западного.

Йель закашлялся, как заведенный, тщетно пытаясь глазами дать Биллу понять, что этого не надо было говорить. Йель впервые слышал о трех миллионах. Должно быть, внес свою лепту эксперт по Сутину. Неудивительно, что брови Донована поднялись выше лба. Он мотнул головой в сторону Сесилии.

– Вы не поделились со мной этой цифрой.

– У меня не было этой цифры, – сказала она.

– Эти три миллиона долларов по праву принадлежат моему другу, Фрэнку Лернеру.

– Эмоции захлестывают, – сказал Йель, – но послушайте, мы в восторге от этого собрания. Мы намерены обнародовать это в течение недели или двух, и вы получите особый доступ.

Донован, не слушая его, обращался к Сесилии:

– Если эти люди не в состоянии ничего решить, я не знаю, зачем вы меня сюда притащили.

Так это была идея Сесилии? Это она вручила Доновану телефон и сказала позвонить Йелю?