Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

В твоем краю голодных много мест
И много рук протянуто за хлебом,
Но убаюкан бездыханным небом
Монахинь-мельниц сухорукий крест.

Такой же крест в душе твоей просторной.

Небесный ветр ворочает его,
Весь день поет, размалывая зерна.
Но им не надо хлеба твоего.

«То был высокий род, прекрасный и державный…»

То был высокий род, прекрасный и державный.
То был сладчайший плод. То был тишайший сад.
То было так давно. То было так недавно.
Как мог ты позабыть и не взглянуть назад!

Когда и зверь лесной те зори вспоминает,

Когда в любом цветке призыв молящих рук.
А судорога гор! Их сумрачный недуг!
Не вся ль земная тварь и страждет, и стенает!

Но ты, ты позабыл ту горестную тень,

Тень праотцев твоих, и грозный час расплаты,
И первый темный стыд, и первые раскаты
Карающих громов, и первый серый день!

«Как жемчуг, в уксус брошенный, мгновенно…»

Как жемчуг, в уксус брошенный, мгновенно
И навсегда растаю, растворюсь
В твоих просторах, край мой незабвенный,
Злосчастная, истерзанная Русь!

Шепча твое поруганное имя,

Развеюсь я в тоске твоей, как дым.
О, родина немая, научи мя
Небесным оправданием твоим!..

«Из опротивевшей норы…»

Из опротивевшей норы,
Вдыхая едкий запах гари,
Сквозь дождь, туманы и пары,
Чтоб где-нибудь в укромном баре…
И на рассвете… А потом
У опустевших ресторанов,
Ища растерзанный свой дом
И неожиданно воспрянув,
В испуге крикнув: — О, приди!..
О, Эвридика!.. И кромешный
Увидев сумрак впереди,
Понуро, горько, безутешно,
Забыв достоинство и стыд,
Столичным девкам на потеху,
Не помня слов, не слыша смеху,
Петушьим голосом навзрыд…

Михаил Форштетер

Жизнь

Шум города и шум дождя слились
в бормочущий во мраке бег.
Проходит жизнь. Прошла. Молчи, смирись.
Ни воротить, ни изменить вовек.

Кроватка. Няня. Пение волчка.

Вечерний запах ламп и шум подков,
и колокольный гул издалека,
и милый шелест маминых шагов.

Зима. Слепой московский небосвод,

ученых дней постыло-ровный ряд…
Полки в далекий тянутся поход,
и марши заунывные томят.

Сверкание гремящих поездов,

как счастье невозможное, зовет.
Над башнями немецких городов
заря пернатым облаком цветет.

Жасмина звездно-сладостный дурман,

и незнакомой девушки ответ.
В полдневном парке плещущий фонтан
поет: быть может — да, быть может — нет.

Прага