Мы жили тогда на планете другой…[Том 1]

Красит кисточка моя
Эйфелеву башню.
Вспомнил что-то нынче я
Родимую пашню.

Золотится в поле рожь,

Мух не оберешься.
И костей не соберешь,
Если оборвешься.

А за пашней синий лес,

А за лесом речка.
Возле Бога у небес
Крутится дощечка.

На дощечке я сижу,

Кисточкой играюсь.
Эх, кому я расскажу
И кому признаюсь.

1926

Яр

Не помню названья — уплыло,
Не помню я весь формуляр.
Да разве в названии сила?
Пускай называется: «Яр».

Ценитель развесистой клюквы,

Веселый парижский маляр,
Две странные русские буквы
На вывеске выписал: «Яр».

И может быть, думал, что это

Фамилия древних бояр,
Царивших когда-то и где-то, —
Две буквы, два символа: «Яр».

Окончил и слез со стремянки,

И с песней отправился в бар…
И тотчас досужие янки
Пришли и увидели: «Яр».

И в новой пунцовой черкеске

Боярский потомок, швейцар,
В дверях отстранил занавески,
Чтоб янки вошли в этот «Яр».

И янки вошли и сидели,

И пили под звуки гитар,
И ярко горели и рдели
Две буквы на вывеске: «Яр».

Их грабили много и долго,

Но князь открывал им «Вайт-Стар»[62],
Но пела княгиня им «Волгу»,
И мил показался им «Яр».

Приятно всё вспомнить сначала,

В каком-нибудь там слиппинг-кар,
Как дама о муже рыдала
Расстрелянном, там, в этом «Яр».

Как, в рот запихавши кинжалы,

Как гончая, худ и поджар,
Какой-то забавнейший малый
Плясал в этом бешеном «Яр».

1926

Париж

Владислав Ходасевич

«Большие флаги над эстрадой…»

Большие флаги над эстрадой,
Сидят пожарные, трубя.
Закрой глаза и падай, падай,
Как навзничь — в самого себя.

День, раздраженный трубным ревом,

Небес раздвинутую синь
Заворожи единым словом,
Одним движеньем отодвинь.

И, закатив глаза под веки,

Движенье крови затая,
Вдохни минувший сумрак некий,
Утробный сумрак бытия.

Как всадник на горбах верблюда,

Назад в истоме откачнись,
Замри — или умри отсюда,
В давно забытое родись.

И с обновленною отрадой,

Как бы мираж в пустыне сей,
Увидишь флаги над эстрадой,
Услышишь трубы трубачей.

26 июня — 17 июля 1922

Рига — Берлин

У моря

1. «Лежу, ленивая амеба…»

Лежу, ленивая амеба,
Гляжу, прищуря левый глаз,
В эмалированное небо,
Как в опрокинувшийся таз.

Все тот же мир обыкновенный,

И утварь бедная все та ж.
Прибой размыленною пеной
Взбегает на покатый пляж.

Белеют плоские купальни,

Смуглеет женское плечо.
Какой огромный умывальник!
Как солнце парит горячо!

Над раскаленными песками,

И не жива, и не мертва,
Торчит колючими пучками
Белесоватая трава.

А по пескам, жарой измаян,

Средь здоровеющих людей
Неузнанный проходит Каин
С экземою между бровей.

15 августа 1922

2. «Сидит в табачных магазинах…»