Мы знали, на что шли

Кухня наша, случалось, отстояла от нас километра на три (смотря по обстановке), но обед старшина доставлял вовремя, Иногда в расположении кухни мы по очереди мылись и меняли бельё.

Глава 18. Поединок с мессершмиттом

На передовую возвращался верхом на лошади – Зорьке. Предстояло пересечь поле, как вдруг внезапно передо мной чуть в стороне появился мессершмитт. Он летел на небольшой высоте, а когда поравнялся со мной, немного накренился, как будто рассматривая меня. Затем резко стал набирать высоту, делая заход из-за моей спины. Зорька понесла галопом, но мессершмитт уже пикировал. Оглянувшись, почувствовал, что лётчик сейчас нажмёт на гашетку. Я резко натянул поводья, и Зорька встала. Пули прошили землю далеко впереди. И вновь Зорька взяла галоп и, вся вытянувшись, несла меня к лесу, который был уже почти рядом. Самолёт летел сейчас значительно ниже и, когда начал пикировать, я всё время смотрел на него. Видел лицо лётчика – оно было перекошено злобой, как у зверя, жаждущего крови. И на этот раз я смог опередить очередь крупнокалиберного пулемёта. Зорька встала. Я чуть не вылетел из седла. Следующая очередь, предназначенная нам с Зорькой,

также прошила землю далеко впереди, но фашист не успокоился. Наоборот, ещё хуже озверев, снова пошёл на круг, но не успел. На этот раз Зорька пулей влетела в лес. Бока её раздувались как гармошка, а шея вся была «в мыле».

Глава 19. Барановичи

Наши атаки на подступах к городу успеха не имели. Приходилось даже отбивать контратаки фашистов, которые сопровождались обстрелами тяжёлой артиллерии и бомбардировками немецкой авиации.

Полк нёс большие потери. Мы стремились огнём батареи подавить пулемёты фашистов, мешающие передвижению нашей пехоты.

Сильный взрыв. Темно в глазах, и я куда-то лечу. Бекир нашёл меня в кустарнике. Из ушей, носа и сквозь губы сочилась кровь, в ушах звенело, и пропал слух. Это была тяжёлая контузия. Таким меня доставили в госпиталь Бекир и ещё один солдат. Только в госпитале я полнее осознал случившееся.

Постепенно слух стал возвращаться, а восстановление речи ещё шло туго. Лишь через три недели я более-менее выздоровел. Комиссия предложила путёвку на юг, на долечивание, но я отказался и принял решение вернуться в свою дивизию. Госпиталь был армейского подчинения, и из него могли направить совсем в другую дивизию, чего я больше всего боялся. Несколько дней уговаривал сестру, чтобы она тайно принесла мне верхнюю одежду. И однажды она выполнила своё обещание, а рано утром я сбежал из

госпиталя через окно.

В солдатской шинели и в стоптанных сапогах прошёл километра два-три и, обессилев, сел на дороге. «Голосовал» каждой попутке, но ни одна машина не остановилась. Дальше я идти уже не мог: ноги не слушались. Мелькнула мысль вернуться в госпиталь, но тут увидел легковую машину. Я решился и сел посреди дороги. Из машины вышел офицер. Я кое-как объяснил ему, откуда и куда иду, и они взяли меня с собой. Когда мы подъехали к штабу, я определил, что нахожусь в танковом соединении. Когда майор вернулся, я уже дремал. Он приказал солдату накормить меня и сообщил, что справлялся обо мне, и что ночью в нашу дивизию поедет офицер связи и заодно и меня прихватит с собой.

Ночью меня разбудили, а через некоторое время я уже был в своей дивизии. Но, когда добрался до своего полка, мне приказали побыть недельки две при продовольственном обозе, а замкомандира полка по тылу Гисбург велел усилить мне питание. Полк, батарея рядом. Не мог я усидеть в обозе и без всякого разрешения сбежал на батарею. К этому времени город Барановичи был уже освобождён. Полк стоял в стабильной обороне, но по всему было видно, что он к чему-то готовится. Так оно и было. Полк получил задание: побатальонно прорываться к реке Буг самостоятельно, не обращая внимания на соседей ни слева, ни справа. Моя батарея была передана второму батальону майора Львова.

После продолжительной артподготовки батальоны пошли в атаку: каждый своим маршрутом, в своём направлении. На нашем пути фашисты особого сопротивления не оказали, и батальон почти без потерь и очень быстро достиг реки Буг. Кругом тишина, ни одного выстрела. Трое суток мы пытались связаться с полком, но безуспешно. Позже узнали, что и мы, и немцы, вследствие нашего прорыва на этом участке, оказались в двойном окружении. Ни они, ни мы действительного положения вещей не знали. Продовольствия у нас не было: обозы где-то застряли. Есть нечего. Нужны были продукты.

Вдоль дороги, ведущей в деревню, стояла рожь в человеческий рост. В стороне расположился хутор, куда и была послана разведка – в надежде раздобыть продукты.

Прошёл час, а разведка всё не возвращалась. Выстрелов со стороны хутора не было слышно, и мы подумали, что наша разведка в хуторе подкрепляется тем, чем он богат.