Мысы Ледовитого напоминают

Но поворотного мыса северной ориентации восточнее Колымы нынче нет (см. Прилож. 1, сноску 10), зато такой мыс значится на старых картах (см., напр., с. 127, где он помещен на месте Шелагского, а Шелагский смещен от него к востоку) и показан как, возможно, непреодолимый[137].

Очевидно, что в последующие 150 лет мореходы встречали здесь ледовую преграду, временами непреодолимую, которая, однако, была обойдена в 1648 и 1649 годах. Она-то, надо полагать, и описана Дежнёвым как поворотный мыс северной ориентации. Подробнее см. Прилож. 3.

Дежнёв уверял, что до открытой им корги Стадухин не дошел. Где она лежит, можно указать довольно уверенно: к югу от мыса Песчаного. Стадухин там в самом деле не был, но какую-то коргу он видел. Какую именно?

Коргу у мыса Песчаного он видеть мог только с севера, но оттуда она была открыта до него, и он это знал (потому и был сюда послан). В губу он явно не заходил — даже не заметил её. Следующая корга лежит у мыса Аачим, и Стадухин, судя по его «роспросу», был где-то неподалёку, но западнее. В самом деле, «роспрос» он вел среди длинного скалистого берега, а таковых на арктическом чукотском берегу всего два: один на самом западе Чукотки, от Мыса Шелагского до губы Нольде (западнее мыса Аачим) длиною около 130 км, а другой на самом её востоке, от мыса Сердце-Камень до лагуны Инчоун, около 100 км. Но второй слишком далек — ни Стадухин не мог сплавать от Колымы туда-обратно за менее чем 3 месяца, ни Дежнёв не мог ходить туда на охоту и, как сейчас увидим, «отгромить бабу». Да и корги там нет. Остаётся мыс Аачим.

Вернее всего, за эту коргу они и спорили. Если так, то Дежнёв вполне справедливо считал себя здесь первым, ибо Стадухин был там годом позже. Но Дежнев был неправ в другом — когда заявлял своё на неё право: ведь в 1648 году он имел наказ только плыть на реку «Анандырь» (что в Чаунской губе). Однако он всё же мог видеть себя правым, поскольку годом раньше имел также наказ «и для иных новых рек проведывать и где бы государю мошно прибыли учинити», что, разумеется, вообще не было доводом для Стадухина. Какой наказ имел сам Стадухин, мы не знаем.

Позже Дежнёв снова ходил в эти места:

«А в прошлом в 162-м [1654] году ходил я, Семейка, возле моря в поход и отгромил я, Семейка, у коряков якутскую бабу Федота Алексеева. И та баба сказывала, что де Федот и служилой человек Ерасим померли цынгою, а иные таварищи побиты и остались невеликие [рядовые], сеи побежали в лотках с одною душою, не знаю де куда» [РАЭ, с.132].

Видно, что Дежнёв пошел громить «коряков» (видимо, так звали тогда чаунских чукчей [Бурыкин, с. 92]) примерно туда, где шестью годами раньше (в 1648 г.) разбился коч Попова. Поимка «Федотовой бабы» многих изумляла: как Дежнёв нашел её на огромном чукотском берегу, не зная места крушения Федотова коча? (Их ведь разнесло «без вести».) Но всё объясняется просто, если Дежнёв ходил на коргу Аачим, а «коряки», которых до этого ловил и допрашивал Стадухин, ходили на промысел туда же или прямо там жили.

Вот, в сущности, и всё, что известно о походе, сделавшем Дежнёва навеки знаменитым[138]. Как видим, все реалии уложились около Чауна. Да и не могли бы наши герои уплыть за одну навигацию намного дальше в ту эпоху, когда даже из Лены в Колыму редко удавалось пройти без зимовки.

Но как могло оказаться, что обе реки столь долго носили одно название, что смогла возникнуть историческая путаница?

4. Как у двух рек было одно имя

Взглянем на заднюю обложку книги. Река Малый Анюй, приток Колымы, вытекает из двухкилометрового озера Большого Верхнего, и сразу же в неё впадает слева горный ручей, исток которого лежит рядом с истоком Анадыря. К северу от озера, лежит цепочка меньших озёр и самое северное озерцо — это исток речки, которая, меняя имена, становится Чауном.

По долинке горного ручья нетрудно подняться с вьючными оленями к истоку Анадыря. Что мы и видим: за 1649 год есть запись допроса пленного:

«А на роспросе тот мужык сказал… что есть де за Каменем новая река Анандырь, а подошла де та река Анандырь к вершине Анюя рекиблиско» [РАЭ, с. 133].

По всей видимости, пленник имел в виду Анадырь подлинный, но русские первопроходцы, ходившие вверх по Анюю с тяжелыми нартами зимой и в тяжелых лодках летом, воспользоваться чукотским путем не могли. Да вряд ли и искали горный ручей. Их взору открылась иная, притом вполне обычная и понятная им картина — короткий гладкий волок в соседнюю реку, текущую на север. Мы-то знаем, что это был исток Чауна, но первопроходцы не знали.