Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Разбор грамматических форм осуществлён автором на текстах Пушкина («Пир Петра Великого»), Лермонтова («Три пальмы») и Гоголя («Вий»). Тесным увязыванием уроков русского языка и словесности автор «Грамматики» добивался более глубокого прочтения художественного текста и на этой основе сознательного усвоения изучаемого грамматического правила. Предлагая ученикам материал для разбора, Чернышевский постоянно напоминает им о содержательной стороне извлечённых из поэтического контекста фраз. Так, основная мысль стихотворения Пушкина заключена в благоговении поэта перед Петром Великим, для которого «прощать и миловать подданных было величайшим счастьем» (XVI, 321). Стихотворение Лермонтова, объясняет учитель, «прекрасно не только потому, что очень хорошо написано, но ещё больше потому, что смысл его благороден и трогателен». Прекрасные пальмы срублены путниками ночью и сожжены, деревья погибли, подарив людям тепло и защиту от диких зверей. Но не век же было расти и цвести им, смерти не избежит никто, «так не лучше ли умереть для пользы людей, нежели бесполезно?» (XVI, 324) – подобные выводы приобретали огромное воспитательное значение, и, занимаясь грамматическим анатомированием текста, Чернышевский старался сохранить поэтическую идею в её богатстве и силе нравственного воздействия.

Предлагая отрывок с описанием киевских бурсаков из гоголевского «Вия», Чернышевский приглашает глубже вникнуть в комически изображённые стороны бурсацкого быта. «Смешные черты и особенности бурсы наводят вас на мысли вовсе не смешные, а, напротив, очень серьезные и даже печальные», и человеку с добрым сердцем надобно помочь бурсаку, «потому что он несчастен». Разговор о Гоголе Чернышевский завершает следующим образом: «Кстати, об жалких и смешных людях; знаете ли вы, кто такой Акакий Акакиевич? или нет, постарайтесь сами прочитать или попросите учителя вам прочесть рассказ Гоголя „Шинель”, это очень смешно, а когда прочитаете весь рассказ до конца, тогда… ну, тогда вы сами увидите, будет ли у вас охота подшучивать над Акакием Акакиевичем, как подшучивали его молодые сослуживцы, и кричать на него, как кричало одно „значительное лицо”» (XVI, 327, 328). Переход от «Вия» к «Шинели» характерен для Чернышевского-педагога. Ему важно обратить внимание питомцев на социальное звучание гоголевского творчества, заставить поразмышлять над царящими в жизни несправедливостями. По убеждению Чернышевского, высказанному в написанной для юношества биографии Пушкина (СПб., 1855), литература – самое сильное из средств распространения образованности, а «образованным человеком называется тот, кто приобрёл много знаний и, кроме того, привык быстро и верно соображать, что хорошо и что дурно, что справедливо и что несправедливо, или, как выражаются одним словом, привык „мыслить”» (III, 311). Подбор произведений для «Грамматики» осуществлён в строгой последовательности. Не лишённые отвлеченности пушкинские изображения Петра Великого, счастливого сознанием своих гуманных решений, и лермонтовские идеи жертвенности во имя любви к людям переведены в мир конкретной живой действительности, населённой несчастными гоголевскими бурсаками и бедными Акакиями Акакиевичами с кричащими на них «значительными лицами».

Учительские объяснения новых грамматических категорий ведутся ненавязчиво, без сухой назидательности и натаскивания, автоматически предполагающих зубрежку. «Кстати, не подарить ли вам, на прощание с 3-м уроком, – пишет Чернышевский, – еще новое словечко? Слова, не употребительные в житейском разговоре, но необходимые для того, чтоб объяснять правила какой-нибудь науки, называются терминами. Стало быть, „предложение”, „союз”, „глагол”, „существительное” и проч. – грамматические термины» (XVI, 308). В другом месте автор объясняет учителям, что порою тонкости, которых немало в грамматике, бесполезны для ученика, «налегайте единственно на существенно важное, тогда только ученик будет не верхоглядом, не шарлатаном и не педантом» (XVI, 316).

Материалы «Грамматики» помогают представить педагогические правила и приёмы Чернышевского-учителя в их конкретности и существенных подробностях.

Летом 1851 г. Чернышевский составил «Программу риторики и теории прозы». Она была направлена на отзыв казанским начальством профессору Казанского университета К. К. Фойгту и после его одобрения напечатана в декабре 1851 г. в количестве 400 экземпляров и распространена в гимназиях округа. В мае следующего года её размножили (ещё 600 экземпляров). «Программа» соответствовала новому учебнику по теории словесности, введённому Министерством народного просвещения в 1851 г., и рекомендовалась окружным начальством в качестве основного руководства на экзаменах. Составленное Чернышевским пособие было рассчитано на первые два года обучения: риторики в IV классе и теории прозы в V классе.[568]