Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

В декабрьских «Заметках о журналах» Некрасов возмущенно писал о попытке К. Полевого бросить тень на личность поэта. «…Его глубокая любовь к искусству, – писал Некрасов в 1855 г., – серьезная и страстная преданность своему призванию, добросовестное, неутомимое и, так сказать, стыдливое трудолюбие, о котором узнали только спустя много лет после его смерти, его жадное, постоянно им управляющее стремление к просвещению своей родины, его простодушное преклонение перед всем великим, истинным и славным и возвышенная снисходительность к слабым и падшим, наконец весь его мужественный, честный, добрый и ясный характер, в котором живость не исключала серьезности и глубины, – все это вечными, неизгладимыми чертами вписал сам Пушкин в бессмертную книгу своих творений». Обращаясь к писателям и читателям, Некрасов призывал постоянно перечитывать сочинения поэта и учиться у него: «Поучайтесь примером великого поэта любить искусство, правду и родину, и если Бог дал вам талант, идите по следам Пушкина, стараясь сравниться с ним если не успехами, то бескорыстным рвением по мере сил и способностей, к просвещению, благу и славе отечества!»[843]

Позиции Некрасова и Дружинина сближаются, когда они говорят о высокой художественности созданий поэта, его преданности искусству, стремлении к просвещению родины. Оба убеждены в современном значении творчества поэта, оба призывают «идти по следам Пушкина».

Еще до выхода в свет «Материалов для биографии Пушкина» (первого тома анненковского издания) Некрасов в записке к Анненкову от 12 января 1855 г. просит поскорее доставить ему «полный экземпляр книги»: «я начну о ней писать»,[844] – пушкинской теме он намеревался уделить в «Современнике» особое внимание. Но Некрасов, как известно, поручил статью Чернышевскому, хотя есть основание считать, что не все в работе молодого критика его удовлетворяло. Чернышевский склонялся к ограничению значения Пушкина: «Пушкин по преимуществу поэт-художник, а не поэт-мыслитель; то есть существенный смысл его произведений – художественная их красота», «в его произведениях выразилось не столько развитие поэтического содержания, сколько развитие поэтической формы», «у него художественность составляет не одну оболочку, а зерно и оболочку вместе» (II, 473–475).

Разъясняя значение Пушкина, Чернышевский рассуждал следующим образом. Произведения его «могущественно действовали на пробуждение сочувствия к поэзии в массе русского общества, они умножили в десять раз число людей, интересующихся литературою и через то делающихся способными к восприятию высшего нравственного развития». В этом смысле «период, представителем потребностей которого был Пушкин, не совершенно еще окончился», значение поэта «неизмеримо велико» для «нашего времени» (II, 474–475). Однако, полагает Чернышевский, долго это влияние продолжаться не может. В рукописи заключительной части второй статьи Чернышевского, опубликованной в № 3 «Современника», находим такие строки: «Прийдут времена, когда его произведения останутся только памятниками эпохи, в которую он жил; но когда прийдет это время – мы еще не знаем, а теперь мы можем только читать и перечитывать творения великого поэта и, с признательностью думая о значении их для русской образованности, повторять вслед за ним:

Да здравствуют Музы, да здравствует Разум! И да будет бессмертна память людей, служивших Музам и Разуму, как служил Пушкин» (II, 476, 905).

На полях рукописи авторская пометка, датированная 6 апреля 1856 г.: «Дописано 18 февраля 1855 года – под влиянием известного события написаны последние строки» (II, 904). 18 февраля – день смерти Николая I. Тем самым, полагают исследователи, Чернышевский, опираясь на слова Пушкина, выразил надежду на приход новой эпохи, открывающей дорогу просвещению и разуму. Кроме того, автор статьи указал на последующее переключение внимания «в другую» область – область литературной критики, которой посвящены третья и четвертая статьи.[845] Или, иными словами, потому взгляд Чернышевского остановился на концовке второй статьи, что «здесь в рассуждениях о Пушкине заключался своеобразный кульминационный момент, высшая точка в признании заслуг поэта, выраженная призывно-повелительной строкой „Вакхической песни”. Конец четвертой статьи, где был дан обзор критики, в известной мере носил характер реферативного итога и являлся как бы дополнительным подтверждением того, что в более эмоциональной форме было выражено уже в конце второй части работы».[846]