Н. Г. Чернышевский. Научная биография (1828–1858)

Рассказывая о семейной жизни Лессинга, Чернышевский особо подчеркивает существовавшее между супругами «полное уважение и доверие друг к другу». Когда он пишет, что Лессинг слушал только советы своей избранницы, «потому что она совершенно понимала его характер и одна из всех его друзей смотрела на вещи теми же самыми глазами, как и он, но обладала бо́льшим житейским благоразумием, нежели он» (IV, 183), то в этих словах как бы фиксирует свой жизненный опыт человека, полностью доверившегося хозяйственной распорядительности своей жены. Состояние Лессинга, тяжело перенесшего смерть жены от родов, хорошо знакомо и Чернышевскому, познавшему переходы «от радости к отчаянию, от отчаяния к надежде» (IV, 192), – стоит только перечитать его письмо к Некрасову от 7 февраля 1857 г., в котором сообщалось о переживаниях за жизнь жены в связи с рождением сына Виктора (родился 20 января; первый сын Чернышевских Александр родился в 1854 г.). «Вы, может быть, помните, – писал здесь Чернышевский, – что я свою жену люблю, – помните, может быть, что первые роды были очень трудны, сопровождались разлитием молока и т. п. Доктора говорили, что это может повториться при вторых родах и иметь следствием смерть. Поэтому я и располагался удовольствоваться одним потомком, – но как-то по грехам нашим – против моей воли, оказалось, что у нас готовится еще дитя. – Вы вообразите, какими сомнениями за счастливый конец глупого дела я мучился – последний месяц, когда я несколько сохранял спокойствие, был сентябрь, – а с октября черт знает, какое унылое ожидание спутывало у меня в голове все мысли, – так прошло около четырех месяцев – писал, что мог, но мало, верите, двух слов не мог склеить по целым неделям, – раза два даже напивался пьян, что уж вовсе не в моих привычках. Только вот в последние дни, когда все кончилось хорошо и жена уже ходит, стал я похож на человека. А то было скверно и в голове и на душе. Хорошо, что эта глупая история кончилась» (XIV, 336). Цитированные отрывки из «Лессинга», имеющие, по нашему предположению, автобиографический отблеск, представляют собою отнюдь не простой перевод из зарубежных работ о писателе, компиляцией сведений из которых Чернышевский широко пользовался при создании своего труда, – эти слова и фразы являются собственным его комментарием, опирающимся на лично пережитое.

В письме к Некрасову от 7 февраля Чернышевский явно преуменьшает количество опубликованного им на страницах «Современника». С октябрьской книжки без перерыва шел «Лессинг», одновременно писались и печатались три последние главы «Очерков гоголевского периода русской литературы», в декабре – статья о Толстом, не прекращалось его участие в составлении ежемесячных «Заметок о журналах» и рецензировании для библиографического отдела новых книжных поступлений. В течение указанного Чернышевским периода он написал для журнала 332 страницы оригинального текста (в среднем более 80 страниц в месяц) – огромная продуктивность, соединенная с многочисленными редакторскими хлопотами, из которых много времени отнимало чтение рукописей и вторых корректур. И этот колоссальный объем работы казался ему недостаточным, и он обещал Некрасову удвоить усилия по ведению журнала!

Работа о Лессинге сразу же обратила на себя внимание в литературных кругах. Даже недружественные к «Современнику» «Санкт-Петербургские ведомости» не прошли мимо этой крупной публикации. «Изложение г. Чернышевского отличается легкостью и занимательностью, факты выбраны очень удачно; рассказ пересыпан множеством отступлений, сближений с русской литературой и размышлений самого автора, которые возвышают живость статьи и даже, – прибавлял рецензент, – могут назваться небесполезными для известного круга читателей, не приготовленного к самостоятельному обсуждению исторических фактов основательным образом».[1138] Характерен отклик Е. Я. Колбасина, писавшего Тургеневу 18 октября 1856 г.: «„Лессинг” Чернышевского читается и очень нравится, и для меня, безъязычного, статья даже показалась превосходной, потому что я мало читал в этом роде. Языков, впрочем, пошел дальше меня: „я, седовласенький, – говорил он, выслушав мой отзыв о Лессинге, – а как начал читать эту статью, так даже поумнел, точно сел снова на университетскую скамейку”».[1139] «Лессинг» «расшевелил» и Тургенева, вознамерившегося именно в ту пору писать о Мерке, друге Гёте. «Это был величайший критик, которого можно сравнить разве с одним Лессингом, – замечал он в письме к Боткину от 25 ноября 1856 г.[1140]