Чернышевский не против умело отобранных фактов, ярко рисующих характер личности. В способности схватить «живое лицо писателя» видится ему положительное качество лекций Теккерея об английских юмористах (XVI, 28). Высоко оценены «Четыре исторические характеристики» Т. Н. Грановского, которые «соединяют верность ученого понимания с увлекательным изложением» (III, 368). Но, по Чернышевскому, жизнеописания всегда включают в себя элемент исследования, и такого рода труды более полезны русскому читателю, едва начавшему вырабатывать самостоятельный «образ мыслей». Эта потребность русской публики в известной мере учтена Анненковым:
Новаторски решает автор «Лессинга» и сложный вопрос о месте и аспектах освещения творчества в биографии писателя.
Белинский отмечал в свое время, что изучаемые биографом «обстоятельства частной жизни» и убеждения писателя должны рассматриваться «в живой связи с творениями».[1126]
Этот же принцип стал определяющим в литературно-биографической практике Чернышевского. Он против биографий, в которых сведения о произведениях писателя даются в отрыве от рассказа о его жизненном пути. Такие жизнеописания «сухи и бессвязны донельзя, и нет возможности приискать в них что-нибудь имеющее связь с поэтическою деятельностью поэта» (II, 206). Вслед за Анненковым он повторяет, что «лучшая биография поэта в его собственных произведениях, потому что у него постоянно живая связь между событиями жизни и произведениями» (II, 436).Чернышевским осуждалась и другая крайность, когда большая часть биографии (например, С. Н. Глинки о Сумарокове или П. А. Вяземского о Фонвизине) занята «выписками из сочинений», «разбором их литературной деятельности, общими рассуждениями о современной им эпохе; собственно биографических подробностей вовсе немного» (II, 607–608).
Перегруженность жизнеописания анализом художественных произведений проистекала чаще всего из признания творчества наиболее достоверным и чуть ли не единственным источником биографических сведений. Этот ошибочный принцип положен, например, в основу работы профессора П. Н. Кудрявцева о жизни Данте.[1127]
Автор ссылался при этом на опыт известного историка литературы Гервинуса, написавшего биографию Шекспира. Действительно, намереваясь «руководить читателем при чтении поэта», Гервинус сообщал в «Предисловии», что он «стремился только к тому, чтоб заставить поэта как можно более говорить самого за себя в объяснение своих созданий».[1128] По словам Кудрявцева, только Гервинусу удалось «наконец заглянуть во внутренний мир поэта и открыть в этом мире последовательность явлений, о которой его биографы не имели никакого подозрения».[1129] Предпринятый Кудрявцевым труд остался незавершенным, биография великого флорентийца доведена лишь до начала его литературной деятельности. Но уже само обращение к Гервинусу и некритическое восприятие его труда характерны.Подобный пример увлечения анализом творчества в биографии дают критические статьи по поводу биографической книги П. Кулиша о Гоголе. Так, А. И. Рыжов, сотрудник «Библиотеки для чтения» в 1855–1856 гг., видел причину непонимания личности писателя и его трагедии в обращении биографов «к бесконечным суждениям о многих его качествах, недостатках и достоинствах, тогда как Гоголь, лицо весьма характерное в нашей литературе, высказался вполне в своих произведениях».[1130]
По мнению критика, известные отрывки из второго тома «Мертвых душ» и другие сочинения последнего периода одни, без рассмотрения собственно биографических подробностей в состоянии пролить свет на Гоголя позднейшего времени.[1131]Жизнеописание Лессинга содержало иной аспект освещения творчества в биографиях. Один из критиков упрекнул автора в невнимании к сочинениям писателя: «г. Чернышевский сделал бы очень полезное дело, если бы присоединил к биографии Лессинга изложение его сочинений».[1132]
В научной литературе указывалось на «неопределенность плана» труда: обещание автора дать подробный анализ литературной деятельности немецкого писателя так и осталось невыполненным. «Лессинг» есть «не ученая монография, а ряд журнальных статей на общую тему», «публицистическая биография».[1133]