Тот же методологический просчет виден в жизнеописании Пушкина, опубликованном Чернышевским в 1856 г. Исследователи неоднократно отмечали, что при глубокой историчности выводы автора изобиловали ошибочными формулировками.[1117]
Он ограничил деятельность и значение Пушкина ролью поэта художественной формы, поэта «чистого художества» (см.: II, 473). И дело не только в том, что биографу не были известны факты подлинного отношения поэта к социальным вопросам времени. По убеждению Чернышевского, творчество автора «Евгения Онегина» вполне соответствовало историческим потребностям развития русской литературы, нуждавшейся в совершенствовании художественной формы, выполнением этой задачи и ограничивалось значение поэта.Однако не этими крайностями взглядов определяется значение биографических трудов Чернышевского. Рассмотрение деятельности писателя с «общей точки зрения», т. е. установление, прежде всего, связи (зависимости) этой личности с историческими потребностями эпохи придает работам Чернышевского-биографа ценность и по сей день.
Иначе, чем современные ему биографы, автор «Лессинга» оценивает и реализует способы изображения личности писателя. В статьях о Пушкине Дружинин, например, утверждал, что основной недостаток большинства биографических трудов заключается в отсутствии «босвеллизма» – художественного воспроизведения характера, умелого отбора мельчайших фактов бытовой стороны жизни писателя. До англичанина Босвелла, написавшего биографию Джонсона, автор жизнеописания «совестился говорить с читателем о привычках своего героя, о цвете его волос, о его квартире, о его одежде, о его причудах и особенностях, оттого до времени Босвелла почти не имелось удовлетворительных биографий, а после него их можно считать десятками».[1118]
К лучшим биографам-босвеллистам Дружинин относит Карлейля и Маколея, способных, по словам одного из современников Дружинина и Чернышевского, «жертвовать для поэтической стороны предмета историческою истиною».[1119] В русской же литературе, с сожалением отмечал критик «Библиотеки для чтения», «весьма мало биографий, в которые входила бы должная или, по крайней мере, незначительная часть босвеллизма, оттого эти биографии или сухи, или дороги одним специалистам». Труд «отличного биографа» сравнивается в статье с трудом романиста, ибо они в равной степени обязаны «всегда иметь в виду фантазию своего читателя».[1120] Биография – явление искусства, и она не может и не должна быть никакой другой, кроме как художественной. «Малое, крайне малое число биографий стоят названия поэм по своей общедоступности», – писал Дружинин еще в 1853 г.[1121]Вскоре, став редактором «Библиотеки для чтения», Дружинин усиленно пропагандирует свои взгляды на цели и назначение жизнеописаний. Биографический отдел «Пропилеев» – сборника, издаваемого П. Леонтьевым, – характеризуется в журнале исключительно с точки зрения «увлекательности и художественности описаний».[1122]
Здесь популяризируются биографические труды Маколея, Льюиза – автора «увлекательных» работ о жизни Гёте.[1123] «По-дружинински» рассматриваются жизнеописания и «Отечественными записками». «От биографа нашего времени мы вправе требовать художественно выработанного труда», – писал рецензент немецких изданий Шефера и Льюиза о Гёте. Сравнивая их, он отдавал предпочтение Льюизу: «один исполнил свою задачу как труженик, другой – как поэт». В качестве лучшей работы о Шиллере читателям рекомендуется «биографическое художественное произведение Шерра».[1124]О «новом современном направлении, вследствие которого биографии становятся похожи на романы и романы на биографии», писал в «Современнике» К. Д. Ушинский. По его мнению, соединение их «в один ряд произведений отнимает у них обоих то, что составляет их характеристическую и необходимую особенность, – у биографии: строгость истины, строгость, иногда сухую, но необходимую; у романа: возможность страстной поэтической концепции, может быть идеальной, но необходимой в произведении поэзии».[1125]